Заостриться острей смерти

И дикий лай переложу в псалом
как подобает сукиному сыну

Денис Новиков

Из поэтических книг новейших авторов для меня эта была единственной, не уступавшей по своему трагизму «Воронежским тетрадям» и эмигрантским стихам Георгия Иванова. Название – «Самопал», автор – мой однокурсник и приятель (именно приятель, не более) по двум первым литинститутским годам. После я потерял его из виду. После возращении Дениса «из заморских краев корабельных» не видел его ни разу. Так что это заметка не воспоминания (вспоминать в общем-то нечего), а попытка ответа главный из поставленных Денисом вопрос – вопрос о религиозном оправдании поэзии и, соответственно, поэта, вопрос, если так можно выразиться, поэтодицеи. Не поэзии и поэта вообще, каковых попросту не существует, а отдельно взятого ничтожнейшего из детей ничтожных мира, занятого смертельно опасной игрой в самосожжение («самопал») и предпочитающего ее всем остальным «играм, в которые играют люди». Иными словами, будет ли риск жить для стихов признан там законным наравне с известными жизненными стратегиями, заведомо богоугодными? То, что для них – молитва, для Новикова – стихи, но цель и в том, и в другом случае – одна и та же: преодоление смерти:

Публикация Aug 22 от kravtsov

О «ледяном атеизме» Георгия Иванова

«Жуткий маэстро, собирающий весьма ядовитые цветы зла», – отозвался о Георгии Иванове один из эмигрантов. По поводу этой характеристики можно было бы заметить, что, напри-мер, в Чернобыльской зоне не отравленных цветов не бывает, но все же они – цветы и при всей своей отравленности – живые в отличие от вошедших в моду пластиковых имитаций.

Именно это и хочет сказать Иванов, начиная свой «Распад атома» таким признанием: «Я дышу. Может быть, этот воздух отравлен? Но это единственный воздух, которым мне дано дышать».

Публикация Aug 22 от kravtsov

Воздух Мандельштама

Он пил холодный горный воздух христианства, не расколотого на конфессии, не превращенного в государственную религию, в религиозно-национальную идеологию – первохристианский воздух будущего, для которого, по его словам, и пишет поэт. Но, по-жалуй, уместнее в этом случае говорить не столько о будущем, которое, не успев стать настоящим, становится прошлым, сколько о новом. Новом в новозаветном смысле: новом небе и новой земле.

Публикация Aug 22 от kravtsov