Памяти Василия Галюдкина
«Птичий человек» – назвала его моя жена после того как Вася в первый раз провел несколько часов на нашей ярославской кухне. Помните, у Тарковского: говорили, что в обличье у поэта нечто птичье? Это о Мандельштаме. Но «птица», каким виделся поэт-мученик современникам, и «птичий человек» - не совсем одно и то же. Да и много ли общего у Галюдкина с Мандельштамом? Сами собой напрашиваются параллели с Есениным и крестьянскими поэтами, с Рубцовым – именно в русле этой традиции и жил – не только писал, но и жил – Галюдкин; и его стихи, и его жизнь – раскрытие того же мифа о русском поэте из глубинки, непременно пьющем и неблагополучном, заканчивающим, как правило, трагически. Но вот что любопытно: заносчивый Мандельштам, тосковавший по мировой культуре и презиравший литературный официоз, называвший его не иначе как мразью, дружил с очень немногими и среди этих очень немногих был ученик Есенина Сергей Клычков. Последний как-то заметил: «Мозги у вас, Осип Эмильевич, все-таки еврейские». Мандельштам согласился: «Да, но стихи – русские». И Клычков это с радостью подтвердил.