December 27

Разговоры с чертом, или Избранные места из моей истории болезни. Часть 1.

Опубликовал Alex

Обычно он приходит ко мне после пятого стакана. Черт как черт, ничего в нем такого сверхъестественного, интеллигентный даже. У любой нашенской пивной таких – каждый третий. Видно, словом, что и для него жизнь не слишком сахаром отдаёт. Но, конечно, знавал и лучшие времена, манеры остались. Опять же, кое-какая начитанность чувствуется, речь, как он сам выразился при первом же свидании нашем, сугубо по классическим литературным образцам скроена. Однако, если в общем и целом брать, ничего, повторюсь, особенного. Встретил бы с утрешка у помянутого заведения – дал бы на опохмелку. Если бы, понятно, у самого было на что поправиться. Честное слово, как некогда интеллигентный бывший человек.


В принципе, я даже и самому первому его появлению не особо удивился. Признаться, скорее ждал чего-нибудь подобного. В смысле, черт с копытами и при хвосте, розовые слоники или, там, зелёные человечки – разница лишь по форме при единстве содержания. «Белочка» - она ведь delirium tremens и есть, как ты её ни назови.

Ни дыма, ни запаха, ни прочих каких шумовых либо световых эффектов: просто открываю в очередной раз глаза, а он – вот, сидит на моём же диване, нога на ногу и эдак сверху на меня посматривает. Вроде как даже и с сочувствием. Попытался и я с полу все-таки хоть привстать несколько, но такие по всему организму содрогания пошли, что затею эту незамедлительно оставил. Так мы с ним первый наш разговор и провели, на разных уровнях бытия пребывая.

- Вы, - спрашивает, - сударь, в состоянии воспринимать окружающую действительность?

- Как же, - отвечаю в полном почти сознании, - именно только в таком состоянии нашу, твою мать, окружающую и можно воспринимать. А с кем, кстати, так сказать, имею честь и каким именно образом здесь оказался? В смысле, какого черта?

- Да вот, собственно, вы сами как бы и ответили. Назвали отправной пункт. Именно-с. Аккурат всуе помянутого вами и имею, в свою очередь, честь представлять в стенах скромного жилища сего. – И вроде как поклонился почтительно куда-то в угол.

Да уж, куда скромнее. Из всех родительских гарнитуров неконвертированными в спиртное остались только два значимых предмета обстановки: вокзальный деревянный диван с надписью «НКПС» на спинке да телевизор «Неман» незапамятного года выпуска, однако всё еще позволяющий угадывать, что там в данный текущий момент вещают. Ну, и мое бренное на полу тоже можно уже в известном смысле неодушевленным элементом интерьера в опись вставить. Хотя нет, вот же, отчасти функция восприятия сохранилась. Вижу, слышу и даже как бы в ответ адекватно пытаюсь реагировать.

- Этот, что ли, князь тьмы, в натуре? Люцифер, в смысле?

- Ну, вы мне льстите, - вдруг совершенно натурально засмущался он и даже обычные свои ладошки с обкусанными ногтями вперед выдвинул, словно отказываясь от слишком дорогого подарка. – Я, признаться, всего лишь заместитель столоначальника личной канцелярии упомянутого вами, так сказать, персонажа.

- И как тебя называть?

- А что ж это, кстати, вы, сударь, всё мне «тыкаете»? Кажется, не в питейном своём заведении в данный момент пребываете.

- Ах, извините, ваш бродь, мы тут попросту, поскольку сами давно из благородного звания выпамши… Опять же, с похмелья. Вернее, на пути к сему, потому… Кстати, ежели вы такой всемогущий, так не пожалуете ли стакашком?

И вдруг он натурально, знаете ли, обиделся, хотя вроде бы вопрос совершенно правомерный и даже, я бы сказал, естественный. Кстати, давно и неоднократно имел незавидную возможность убедиться в том, что клич о помощи к ближнему своему воспринимается оным адресатом как неподдельное оскорбление действием. Черт-то он вроде и черт, а интонации до того нравоучительные, что у моей покойной матушки. Да и в целом, видать, амбиций не лишен, привычка к руководящей работе проглядывается.

- Повторяю, сударь, не в питейном своем заведении находиться изволите, а потому попросил бы держаться правил общения, принятых между приличными людьми.

Вот же зараза: уже и в белой горячке тебя жизни учат. Однако, ежели уж явился он мне, то не одним же расстройством психики сия галлюцинация, надеюсь, объясняется. Надо полагать, ему, сволочи бесхвостой, чего-нибудь да надобно. Э, нет, сначала дело, а уж потом всё остальное. Стакан, полцарства за стакан! Не спугнуть бы, а то вот повысишь невзначай голос, а оно и рассеется, не оставив по себе никаких следов присутствия. И никакой уж тогда надежды на опохмеление страждущего организма.

- И как же прикажите вас именовать? Гавриил какой-нибудь?

- Ну, вот, а еще на четвертом, если не ошибаюсь, курсе премию на конкурсе работ по научному атеизму получили. – С отеческой буквально укоризной произнес он и даже палец эдак вздернул, наставительно, подчеркивая важность того, что скажет далее. - Гавриил – это тот самый архангел, который… - И тут же будто спохватился. - Словом, из конкурирующей организации. Зовите меня, если будет вам так угодно, Порфирием Петровичем.

- Вот как? А что же сразу не Родион Романычем? Откуда, позвольте поинтересоваться, у наших представителей темных сил эдакая вот тяга к литературщине?

- Так ведь, милейший вы мой, и весь-то ад отнюдь не является произведением природы, но представляет собой исключительно продукт литературного образа. Как, впрочем, и конкурирующая организация, потому что и в целом небеса обетованные – это, уж поверьте, конструкция чисто умозрительная. Имидж, так сказать, один сплошной имидж. Виртуальный объект нематериальной сферы. А на самом-то деле… - И он как-то слишком уж легкомысленно махнул рукой. – Эх, видели бы вы!... Помню, Данте этот самый, который Алигьери, всё поверить не хотел, что обыкновенное учреждение, твердый распорядок дня, служители в форменной одежде… То-то разочарования было.

Явно что-то вспомнив, улыбнулся невольно этим своим воспоминаниям: улыбка получилась искренняя, какая-то даже светлая, так с улыбкой и продолжил:

- Вообще, знаете ли, многие из интеллигенции очень удивляются. Ждут чего-то сверхъестественного, чертовщины, прошу прощения, всякой, геенны и всё такое… Особенно из России которые, и именно литературным влияниям подверженные, так даже обижаются. – Махнул снисходительно рукой: - Оно, впрочем, и понятно. У вас ведь в отличие от стран цивилизованных не литература жизненный процесс отображает, но, аккурат напротив, реальная жизнь всё пытается под литературные образцы подстроиться. Вот откуда эта ваша вечная неудовлетворенность и проистекает. Потому что никак одно в другое не помещается. И вся загадка русской души элементарно этим несовпадением и исчерпывается: вы на жизнь вечно обижены, потому как не желает она такой быть, как в книжке написано. – Не сдержался, хохотнул самодовольно: - Эту свою теорию я и самому Федору Михайловичу излагал, да и с Львом Николаевичем неоднократно дискутировать приходилось. Меня даже и по службе упрекают в излишнем пристрастии к русской именно изящной словесности. Что ж, а я и не отрицаю, грешен, люблю иногда от текучки отвлечься и подобную вот гимнастику для умственного развития провести. Если заметили, я ведь и в речи своей классическим канонам следовать стараюсь, специально изучал и в беседах с нашими, скажем так, подопечными продолжаю оттачивать. Весь цвет, кстати, в полном почти составе. Сплошной мартиролог-с.

Твою мать, у человека каждая клеточка вопиет и страждет, а эта нечисть интеллигентностью блеснуть хочет. Да я сам только вот третьего дня от доцента кафедры русской литературы по морде удостоился, когда мы с ним четвертый по счету флакон какой-то дряни на спирту не поделили. А тоже, если не соврал, то защищался аккурат по нравственным исканиям и насчет кризиса мироощущения. И разодрались-то именно в связи с разногласиями по поводу некоторых аспектов системы духовно-нравственных критериев и этических ценностей.

- Дьявол вы там или нет, но выражаетесь на манер приказчиков Александра Николаевича Островского. Тех самых, которые образованность свою показать хочут. Не имеете ли, случаем, привычки мизинчик отставлять, когда чай кушаете?

Вопреки ожиданиям он не обиделся, но даже будто обрадовался, словно только того и ждал:

- А вы предложите, может, я как раз и соглашусь да вам удовольствие-то искомое и доставлю. Однако, как верно вы угадали. Я ведь и в нашей художественной самодеятельности завсегда аккурат приказчиков да купцов и играю. Признаться, мы на досуге именно русский классический репертуар предпочитаем. Тоже, если без ложной скромности, то исключительно благодаря моей настойчивости. Вредное, как сами понимаете, производство, экологическая среда соответствующая. Только и отдыхаешь, так сказать, отвлекаясь от материального в духовную сферу…

Странно, но беседа явно доставляла моему гостю удовольствие. Он наслаждался собственной интеллигентностью с той же неподдельной самозабвенностью, с какой девчонка-пэтэушница поливает себя из литрового флакона французских духов, в соседней подворотне купленного по случаю. Даже и на единственном моем стуле расположился поудобнее, чуть облокотясь, словно приготовившись к долгой беседе.

Обратился вдруг ко мне со странной претензией:

- Вы бы все-таки, сударь, удивились немного, что ли. Хотя бы из приличия. Мы, знаете ли, в своем ведомстве несколько к другому обращению привыкли.

- Эка, право, в России невидаль - черт явился. Да у меня знакомец есть, которому ваша братия по три раза на день наведывается. Причем, заметьте, целыми стаями. По стенкам, говорит, ползают, что твои тараканы. Обои потом, жалуется, не отмоешь от вас. Если верить, какие-то слишком уж вы нечистоплотные.

- Пить надо меньше, милостивый государь, тогда и не будут ваши, с позволения сказать, знакомые превращать место своего жительства в хлев. А на случай неподобающих выделений организма тазик надобно под рукой держать, если уж до отхожего устройства доползти не в состоянии. Развешают, понимаешь, по стенам… а мы виноваты. Только у нас и дел, что пьянь всякую развлекать своим присутствием.

Это он, что же, намекает? В конце-то концов и я ведь тоже могу вспомнить, что какой-никакой, а homo sapiens. Человек – это всё еще звучит, пусть даже зачастую звук и вовсе неприличным получается. Всё лучше, чем эдакой вот бездушной тварью. Так ведь и не снизойдет, стервец, не предложит! Чего ж тогда и мне церемонии разводить?

- Короче, чертово отродье. Я тебя в гости, кажется, не приглашал, так что и лекции о здоровом образе прослушивать не подписывался. Ежели есть в тебе чего человеческое, то помоги. Нет, то позвольте вам выйти вон. Не смею, так сказать, долее обременять своим присутствием… Ну дай, гад! Хочешь душу продам? Как оно там у вас оформляется? Червонец-то хоть дашь? Дай, сволочь!

Он опять укоризненно головой покачал, руки на груди сложил и стал совершенно похож на памятник поэту Некрасову, с грустью взирающий на то, до чего докатился народ русский в итоге исторического процесса. Ей-богу, если б мог встать, то дал бы ему по замаскированным рогам от имени всего нашего пропащего поколения. Скотина, форменная скотина! Ишь, правильный какой, здорово, видать, их там муштруют.

- Душа мне ваша, сударь, совсем даже без надобности. Сами рассудите, какое может быть из такого-то матерьялу употребление? И вообще, это в вас остатки вашего бывшего высшего образования сказываются. Я вам уже имел случай указать, что представления о потусторонней действительности сложились у вас исключительно в соответствии с литературными образами. Махровая, извините, достоевщина. От коей уж и сам Федор Михайлович устал отплевываться. Вся темная сила только о том и думает, как бы изловчиться и душу православную заполучить в целях погубления. Скучно, девушки!

Он как-то чересчур картинно потянулся всем невзрачным телом своим, да и зевнул слишком уж демонстративно:

– Плевать-с. Простите за грубость, сударь, но именно плевать мы хотели на ваши души. Знали бы вы, насколько предложение спрос опережает… Да у нас православная душа не то что за десять рублей, по пятидесяти копеек не котируется, именно потому, что ежели не с похмелья, так в духовных поисках. Лично я полушки не дам, до того осточертели, уж простите за прямоту. У нас ведь русский сектор чем-то вроде отстающего колхоза считается, и именно из-за духовных этих ваших терзаний. Как в ссылку направляют. Это в аду-то! Уж вроде и разочаровался во всем, и истину вечную постиг, ну и гори себе, как все, синим ровным пламенем, так нет: с нашими кочегарами такие диспуты о смысле загробного бытия устраивают, что постоянно котлы приходится держать на форсированном режиме. Соответственно, и мы от века в отстающих: перерасход по топливу, оплата сверхурочных и прочее. На планерках сидишь вечно как оплеванный. Премию последний раз получил еще до восхода солнца вашей, будь она неладна, поэзии, Александра то есть Сергеевича рождения. А там уж и пошло, и поехало… Право слово, только вот намедни дух перевели, свет в окошке увидели. Новые-то поступления прекратились, а со старыми мы уж попривыкли управляться. Не поверите, молимся на модернистов – и пишут как все, и пьют, опять же, по европейским нормам. Одеты прилично-с. Слава тебе… тьфу, словом, мастера и русской культуры хоть стали на людей походить. Отрадные, отрадные перемены, сударь, отрадные-с. Давно пора.

Посетитель мой заметно разволновался, впалые щеки его несколько порозовели. По всему чувствовалось, что тема действительно задела его за живое... Хотя, есть ли в нем это самое «живое»? Или так, сплошная субстанция какая-нибудь? Говорить-то еще может, но больше ничего, кроме заданной программы? Звукоиздающая, прости господи, материя. Органчик внутри, вот и играет себе… Или какое посовременнее устройство. А занятно было бы в нем покопаться, в пришельце этом… Черт, если б еще хоть башка так вот не трещала! Может, крестное знамение на себя наложить? Да я ведь и лба толком перекрестить не сумею. Справа налево или наоборот? И вдруг услышал:

- А вот это вы, сударь, пожалуйста, оставьте! Стыдно, в самом деле, образованный человек, хотя и в прошлом, и эдакие вот суеверия. Вы, смотрите, еще чем на меня не побрызгайте! Наперед предупреждаю, что меры в ответ предприму самые что ни есть адекватные. Оставьте, говорю вам, оставьте. Нам с вами еще дело обсудить надо.

Ага, дело-то все-таки есть! Знать, не все еще потеряно в ближайшей исторической перспективе: он хоть и с другой стороны, но все-таки соображать-то должен, что с пустыми руками у нас никакие дела не делаются – не к аборигенам, чай, в гости прискакал. Да вроде ведь и аборигены из своих колючек какую-то дрянь гонят… И опять он на мои невысказанные мысли ответил:

- И не надейтесь, сударь. Во всяком случае, до окончания нашего с вами разговора. Чтоб вы потом не удумали, будто это все вам в пьяном бреду привиделось. Да и мне, признаться, ваша компания такого удовольствия отнюдь не доставляет, чтоб его еще и усугублять. Удалюсь вот, тогда уж… Оставлю вам, но чисто терапевтически. Не хочу читать вам пустых нотаций, но, если б видели себя сейчас со стороны, то может быть осознали бы, до какой степени никчемности дошли в потворстве пороку своему…

(Продолжение следует)

« Prev itemNext item »

Comments

Нет комментариев

Leave comment

Эта запись закрыта для добавления комментарив.