Второй рассказ, по моим расчётам, должен уравновесить пространства добра и зла.
Поймал себя на мысли, что преступно мало вспоминаю маму. Пусть я буду услышан, и она простит меня. За всё.
Джина Лоллобриджида
ОНА была очень похожа на неё.
РОЗА.
Я спешу вспоминать и записывать, потому что боюсь, что эти воспоминания выдохнутся, как недопитое вино в стакане. Иногда записывать мне лень. Или я так размышляю про себя:
- Ну, да, было…. Почему-то ещё помнится. Может, что-то испортилось в моём хранилище…. Вирус или ещё какая-нибудь гадость. Не властен я над этими воспоминаниями…. Всё равно, что воду в ладонях удержать….
А ещё подленькое порой подступает: кому, кроме тебя, это надо? С этим я справляюсь быстро. Пусть никому. Да и что это значит – "надо"?
На моей старенькой клавиатуре буквы трёх алфавитов: русский, английский, иврит. С особым тщанием (это заметно, потому что кнопочки грязнее) я постукиваю по "Й", "П", "Ф", "Р", "З". И delete. А вот дальше – какая-то магия, нечто из мира ирреального. Буквы "Р" и "З" сами по себе складываются в слово РОЗА. И это не аромат удивительного, королевского цветка, не шипы и не лепестки, успевающие за несколько дней побыть и младенцами, и девочками-подростками, и пышными женщинами, и сморщенными старухами.
Я вспоминаю эту женщину, когда думаю о маме.
Всего лишь вспышка. Царапинка в моём хранилище.
Праздничный стол в нашей двадцатиметровой комнате. Что на столе – не помню, не вижу. Все ли уже расселись и ждут отцовского тоста или нет – не помню, не вижу. Только Она в моих широко раскрытых немигающих глазах. Прямая спина, чёрная толстущая коса, и всё остальное чёрное: брови, ресницы, глаза. И бело-розовое лицо. Безо всякой улыбки. А глаза ещё и поблескивают. И я коченею от мысли, что не могу никуда спрятаться, исчезнуть, превратиться во что-нибудь для неё недосягаемое.
Потому что Она - та самая ведьма, про которую я читал. Которую много раз видел во сне.
Почему же мама обнимает её и щебечет с ней? Почему во взгляде моего отца какая-то мягкая муть? Почему муж ЕЁ кажется таким маленьким и несчастным, как гном, потерявший своих шестерых братьев? Почему никто не видит то, что вижу я?..
…Вдруг – шум застолья и ещё что-то бестолковое, что заставляет меня нажать на delete….
…Что вижу я? Столы уже сдвинуты. Лица у всех взрослых красные и потные. Глаза искрятся. Патефон, пластинки…
- Детки, всем немедленно на кухню! Там будет для вас сладкий стол. Всем-немедленно-на-кухню! – Эти последние слова для меня, потому что я просовываю голову в дверь, чуть сдвинув мамину руку, чтобы ещё раз увидеть тётю Розу- ведьму и уже испугаться окончательно. Испугаться так, что даже кусок бисквитно-кремового торта, который подала мне сестра, я положил опять в коробку и даже палец не обсосал….
А дальше – как обрезало! Сегодняшний "я" стал нагло вмешиваться в происходящее и поправлять шестилетнего "себя".
"Не ведьма, - говорил он, - а роковая женщина. Вот вспомни, малыш, как смотрели на неё пришедшие к вам мужчины. А что делал своими руками твой отец под столом? А как бесновалась мама после праздника, когда гости разошлись, когда посуда была вымыта? И не выдержала: последнюю тарелку со всего размаха бросила в дверь, которая уже закрывалась. Это отец уходил к друзьям…."
А у меня ведь были ответы! Это я, малыш, видел всё своими собственными глазами. И понимал, что с ведьмой этой справиться совсем не просто было. Мы же самые обыкновенные люди, не умеющие творить чудеса или превращать лекарство в яд, слона в моську, воспитательницу нашего детского сада Валентину Сергеевну в милую, улыбающуюся женщину…
"Скажи на милость, как иначе ты мог воспринимать красивую женщину, если она не мать, не бабушка, не сестра и даже не тётя, хотя наша тётя тоже была красавицей с чёрной косой. Но не роковая. Не возбуждающая мужчин…И маленькие шестилетние мальчики не превращали её в ведьму…"
Разве можно спорить с повидавшим виды, умудрённым мужчиной?
Привет, мамочка! Хорошо ли тебе там, в раю?
Комментарии
Нет комментариев
