Конечно, это всегда – Женщина!
С неё начинается Жизнь.
И самые важные мысли мужчины – о Женщине.
От страха приблизиться к ней, до страха потерять её.
…Ты можешь тысячу раз получить отпущение грехов, но не обманывай себя: мысль о совершённом тобой останется в тебе навсегда. Где-то там, в его бесконечных складских помещениях будет храниться твой стыд, твой страх, твоя растерянность, твоё безрассудство. И, конечно, ты прекрасно это осознаёшь.
…Я совсем о другой женщине. С маленькой буквы. В своём сознании я воспроизвёл её до мельчайших подробностей.
Тогда ей было около сорока. Внешность ничем не примечательная: небольшого роста, всегда аккуратно подстриженная; маленькое, с кулачок, лицо. Когда я смотрел на неё, мне почему-то вспоминался безымянный герой из "Преступления и наказания". Тот самый, который подошёл к Раскольникову и, как-то хитро подмигивая, сказал: "Убивец". Мне глаза его представились. Чуть прищуренные, а в них то ли пустота, то ли елей. Такие же были и у этой женщины. Смотреть в такие глаза не хотелось. Да она и сама ни на ком не задерживалась взглядом. Не нужно было. Потому что самым страшным её оружием было слово.
Мы работали в одной школе уже несколько лет. Я был молодым специалистом, счастливым отцом и мужем. О трудностях адаптации рассказывать не стану, а только добавлю, что мы с женой окунулись в любимое дело с головой, радуясь каждому уроку, пытаясь достучаться до каждого ребёнка. Смею надеяться, что и ребятам с нами было здорово. Мы и с коллегами пытались найти общий язык. С удовольствием перенимали опыт, сами иногда превращались в учеников.
Только вот по наивности "грязь" не замечали. И интриги, которые плелись вокруг нас, мы не ощущали. Потом, через несколько лет, мы даже смеялись над собой. Просто дышали другим воздухом, смеялись другим смехом, поклонялись другим "идолам"…
Но эта женщина…
…В своём кругу мы стали звать её Змеющенко.
Она умела зайти в учительскую и, вроде бы не обращаясь ни к кому конкретно, брызнуть словом-ядом в меня. На педсоветах я оказывался виновным во всех смертных грехах. В ответ тупо моргал ресницами, открывал рот по-рыбьи, выглядел, наверняка, таким идиотом, что коллеги не сразу становились на мою защиту. Все мои собственные попытки оправдаться казались такими убогими, что Змеющенко всегда торжествовала:
- А что я вам говорила! Литератор! Он двух слов связать не может… Его к детям допускать нельзя!
Нет, я вовсе не терял самообладание, не бросался на неё с какими-то аргументами. Чаще молчал. А её это бесило ещё больше.
Иногда я даже жалел её. Одинокая женщина, несчастная в замужестве, одна воспитывающая дочь. Может быть, так проявляется ненависть к сбежавшему от неё мужу. Мол, все они сволочи, в какую бы тогу не рядились! А отсюда гипертрофированная зависть к чужому счастью. А жена однажды даже предположила:
- Не расстраивайся, милый! Я знаю, в чём причина: она в тебя влюбилась! У некоторых женщин так проявляется любовь. Не заставляй меня ревновать.
…Следующий учебный год начался необычно. В школу прибыл холостой учитель французского языка. И сразу всем понравился. На первом педсовете я оказался рядом со Змеющенко. И уловил её взгляд. Он был устремлён на новичка. А её тонкие губы уже складывались особым способом, готовые произнести первое ядовитое слово не в мой адрес.
Я с облегчением вздохнул.
Комментарии
Нет комментариев
