"Материнское поле"...и Таня Александрова
И опять возвращаюсь к тому, что мама приступила к репетициям, к роли Толгонай в «Материнском поле» Айтматова по сценарию Львова-Анохина, который он написал на прекрасную актрису Добржанскую. К слову сказать, нам с мамой так и не удалось увидеть Добржанскую в этой роли.
Скажу сразу, что в тот момент я ещё не понимала, ЧТО это за материал, да и не отдавала отчёт тому, насколько всё это для мамы серьёзно. Что для неё это новый этап её творческой жизни. Ну, репетирует себе и-ладно. Вот он наш детский эгоизм во всей красе!
Я ведь вся в страдании и горе пребывала. И это было самое главное, а тут какая то роль. Ерунда, чепуха по сравнению с тем, что происходило со мной!
А меня в разнос понесло. Бедная мамуля, ей бы о роли думать надо, а я ей устраиваю Варфоломеевские ночи.
Мало того, что я стала груба до невозможности, я ещё и пропадала по разным компаниям. И она, бедолага, бегала меня повсюду искала.
Но всё в жизни повторяется, потом я тоже самое происходило и с моим сыном…
Помню, мама мне всё говорила:»Ну почему я ни на одну премьеру не ухожу без слёз?»
Потому что нашинские дела были гораздо важнее родительских. И страдания нашинские гораздо серьёзнее и ужаснее. Так то вот!
Думаю, что не одна я с детками такое испытала. А, если хорошо покопаться в собственной жизни, то получится, что дети наши во многом повторяют и нашу жизнь и наши ошибки. Так что, кроме, как на себя, тут сетовать не на кого, а тем более на Бога.
Правда, мамы это не касалось, она была хорошей дочерью, и её родителям не в чем было её упрекнуть… Ведь она была тогда совсем одна (папа мой, Ремик, был в очередном загуле, да к тому же в другом городе, в Самарканде. Это была тогда их первая попытка развестись.), когда её папа, а потом мама, один за другим, ушли из жизни. И ей, молоденькой, с малым ребёнком, без средств, пришлось хоронить их. И куда то подевались все благодарные родственники с Украины???
Помог хоронить театр. Как всегда. Она тогда там работала, в Ташкентском Академическом русском театре. И работала прекрасно. Её все любили и она подавала большие надежды. Но…не судьба. Правда, с папой они туда ненадолго возвращались. Но разве с папой могло быть что то надолго? Его же труба звала:»Эх, путь-дорожка, фронтовая…»
.А, может, я не знаю чего- то? Отчего мама, уже ближе к смерти, очень часто плакала и всё шептала:» Мамочка моя, я так виновата, прости меня…»
В чём она была перед ней виновата, этого я уже никогда не узнаю…
Возвращаясь в Кемерово, хочу напомнить про наш обкомовский дом, в котором мы тогда с мамой обитали. В нём жила та самая Таня Александрова, о которой я вскользь упомянула. На самом деле, эта девушка в моей жизни заняла немалое место.
Во первых, она была дочерью покойного Кемеровского секретаря обкома, и замашки её так и остались барскими. Она собрала вокруг себя молодёжную элиту города, и квартира её была чем то вроде салона.
Хотя сама квартира являла собой уже крайне плачевный вид, несмотря на её пять огроменных комнат. То есть, видимо, от былой роскоши не осталось ничего. Квартира была совершенно разрушена, ободрана, ремонта не делалось, очевидно, с момента смерти её папы. А умер он, когда она и её сестра, которая была постарше Тани, были ещё маленькими.
Помню маму Тани. Имени её я даже не знала. Она была тихая, как мышка, и какая -то, словно забитая, женщина. Работала она тогда в овощном магазине.
Как то с Таней мы зашли к ней за чем-то в магазин. Она сидела и перебирала картошку. Руки все были в грязи. Руки, которые когда то, наверно, были белыми и холёными.
Дома она сидела, почти не выходя, в своей комнате и постоянно слушала одну и ту же пластинку. Это был Козловский, романс «Я помню чудное мгновение».
Однажды её дверь была приоткрыта и я увидела, как она сидела на полу, перед ней был проигрыватель, пел Козловский, а она тихо-тихо плакала. Я почувствовала острую жалость к этой несчастной женщине.
Но Татьяну это, видно, не очень беспокоило. Её обожали. Все. Кроме её сестры. О сестре мне нечего сказать, я даже имени её не помню. Она жила в другом городе и часто приезжала. Что там была за вражда, не знаю. Но думаю, что-зависть со стороны сестры. А-а, вспомнила-её звали Люся. Ну да, это неважно.
Таня была окружена поклонниками всех возрастов. И был у неё и любовник.
Я забыла сказать, что на тот момент ей было лет 19, ненамного старше меня. Она закончила медицинское училище, и где то работала медсестрой.
Одевалась она шикарно. Я многого тогда не понимала, но, думаю, что и мужчины обеспечивали её, да и сама она подфарцовывала.
Вкус у Татьяны был потрясающий. Любая, даже дешёвая тряпка, смотрелась на ней роскошью. У неё была самая богатая портниха в городе. Вообщем, девушка жила, ни в чём себе не отказывая.
Я сказала, что она была хороша…Это правда. Но совершенно удивительная внешность! Всё, что могло быть на лице неправильным, всё у неё и было неправильным, даже ассимитричным. Круглое лицо, с выпирающим подбородком, маленький рот с узкими губами, даже несколько запавшими. Но глаза!....Да, там что- то такое было…
И нельзя сказать,что это были глаза-звёзды. Нет! Хотя они были красивы, огромны, чудесно-голубого цвета. Но дело не в этом…
Взгляд…Кошачий, таинственный, манящий…Это даже я, девчонка, понимала.
И фигура! Роскошная фигура Мерилин Монро! Вообщем, она была от природы безумно сексуальна.
Я смотрю на нынешних девушек,- сколько усилий они прикладывают, чтобы так выглядеть! Но Татьяна ничего для этого не делала специально. Это просто было в ней и всё.. Не было никаких извивов её роскошного тела, никаких засовываний пальцев в рот, и прочих, уже так всем нам надоевших, атрибутов внешнего проявления секса.
Были глаза, фигура, знание, что она хороша, абсолютная уверенность в своей женственности и неотразимости… И что немаловажно, она была умна и образованна! Ведь не только же из за секса вокруг неё крутились. Я уже говорила, что у неё был любовник, который к ней приезжал из Новосибирска, и кроме близких об этом никто не знал. Я почему то даже запомнила его имя-Марк. Он был уже состоявшийся молодой человек, лет 30-ти, явно карьерист, потому что очень часто он привозил с собой своего начальника, который, стыдно сказать, но «делал мне глазки». По моему, оба они были из какого то НИИ. Одевались они великолепно и от них пахло дорогим одеколоном.
В её разрушенной квартире никто никогда не напивался, она этого не допускала. Но у неё от отца осталась великолепная библиотека (не чета моей, тогдашней),и…МАГНИТОФОН! О! Вот это был дефицит из дефицитов! А какие там были записи…Ах!
Всё запретное мы слушали там, у Татьяны. Я не буду перечислять певцов и групп, поскольку молодым, кроме Биттлз, другие имена ничего не говорят, а людям моего возраста они хорошо известны. Правда, такие имена, как Визбор, Окуджава и только-только появившийся Высоцкий, даже для молодых тоже сегодня что то значат.
В этой квартире было интересно. Там читалась запрещённая литература, молодая поэзия, слушалась потрясная музыка…
Конечно, была интимная обстановка, приглушенный свет, и медленные томные танцы. К концу вечера все куда-то по комнатам разбредались… И только я, одинокая, несчастная и безутешная в своём горе, сидела у магнитофона и рыдала, пока никто не видел.
Как я попала в эту квартиру? Да очень просто. Татьяна увидела меня во дворе, подошла ко мне, разговорилась,- кто я и откуда, спросила:»Не хочешь ли ты хорошо провести время?» Я сказала:»Да.» Она спокойно взяла меня за руку и привела к себе. Теперь то я понимаю, что её могло заинтересовать в такой салаге, как я, да ещё так ужасно одетой. Я была дочерью актрисы, а значит, могла претендовать на место в её элите.
Да, так оно и было. Не было там никакой заинтересованности во мне, как в личности. И потом, когда наши пути разошлись, она поступила со мной очень жестоко. Но об этом потом.
А между тем, мама сыграла премьеру «Материнского поля». Я, естественно была на ней. Я понимала, что произошло какое то грандиозное событие, но в связи с моими эгоистическими переживаниями, новыми знакомыми, которые тогда для меня были важнее всего, я отнеслась к маминой премьере довольно спокойно.
Да, я слышала от других такие слова, как «Великая…» «Гениальная…» и т. д. в том же духе…Но почему то всё было для меня как бы сквозь вату. Это уже потом, спустя время, я оценила свою мать, я поняла, КАК она сыграла.
Мама ведь играла эту роль в трёх городах: в Кемерово, в Ижевске (это был самый лучший вариант) и в Ульяновске.
Я хочу сделать маленькое отступление. Через год мой юбилей. И руководство, как оно говорит, усиленно ищет на меня пьесу. Я тоже предлагаю свои варианты. Вся классика отвергается сразу. Я стала предлагать пьесы из репертуара мамы, в том числе и «Материнское поле». И вот сидит наш главный. И когда он услышал это название-2Материнское поле», весь скривился.
-В каком веке вы живёте?-спрашивает он.
-Я живу в странном времени,-отвечаю я,-Но мне кажется великие ценности не меняются.
-А кто будет сегодня смотреть эти ваши ценности?-спросил он, уже завершая надоевший разговор.
Я не стала дальше спорить. Я поняла, насколько недооценивается наш зритель, насколько его оглупляют, особенно мододёжь! Ту самую молодёжь, которая ходит на «Кураж», смотрят, не дыша. Плачут, кричат «Браво!» и дарят цветы. Нам бы извиниться перед ними. За всё.
Ну, продолжу дальше. Тогда, в Кемерово, наш главный, Климовский Вадим Львович, организовал театральную студию, набрал молодёжь, куда и я попала, и стал заниматься с нами по ночам. Я помню эти занятия. Это было безумно интересно. Были и азы мастерства и техника речи, которую, кстати, вела моя мама. Было всё, как полагается на первом курсе театральной студии.
Но была и поразительная вещь. Он сразу начал с нами репетировать пьесу! Это был Ануй «Жаворонок». Конечно, никто не был прочно утверждён на ролях. Мы пробовали все и всё. Жанну перепробовали все! Девушки даже репетировали и мужские роли. То есть всё было невероятно увлекательно!
Кстати, именно с появления этой студии, потом в Кемерово появилось уже профессиональное театральное училище.
А дни я торчала у Тани. И самое ужасное, что произошло, я совершенно забросила школу, я просто в неё не ходила. А ведь это был последний, десятый класс!
И самое ужасное, что произошло тогда, - за месяц до экзаменов, я школу просто бросила!
Помню, тогда не только мама, которая просто билась в истерике, но и учителя, весь педсовет, директор школы, все уговаривали меня этого не делать! Но я упёрлась и всё тут. У меня был один аргумент-я много пропустила, знаний нет, мне стыдно с таким багажом сдавать экзамены. Меня убеждали, что мне все помогут, будут со мной отдельно заниматься, что я всё равно сдам экзамены! Нет, я была непреклонна.
Что, о чём я тогда думала своими куриными мозгами, о каком будущем? Чего я этим хотела добиться, я до сих пор не знаю. И бедная мама, которая сидела на кровати, раскачивалась и причитала:»Боже мой, Боже мой, Ты видишь, что делает эта идиотка со своей жизнью? Боже мой, что она будет делать дальше? Как жить?»
А, правда, о чём я тогда думала, чего добивалась я и сегодня не понимаю.
Документы из школы я забрала. Прощай незаконченная школа!
Но доучиться мне всё таки пришлось. Потом. Когда дурь из головы вышла.
Долго она выходила. Это только, что касалось школы.
Но, похоже, вся дурь и до сих пор ещё не вышла.
Такая вот я…дурная…Господи, прости меня, неразумную! Сколько ошибок непоправимых я понаделала, и, видимо, понаделаю. Господи, я тебе исповедаюсь! Господи, прости меня, грешную! Ведь я что делаю всю свою забубённую жизнь-грешу, да каюсь, грешу, да каюсь…Или что-то со мной не так? Или я всю жизнь, до гроба так и проживу? Прости, Господи, Твое создание…неудачное…
Занятия в студии продолжались, я тоже там постоянно торчала и ловила на себе жалостливые взгляды. В основном, это были актёры, сверстники смотрели больше с непониманием и, кажется, с презрением.
Таня Александрова меня осудила однозначно, как и все её друзья. А потом было уни жение, причём, очень жестокое.
Но об этом в следующей главе...
Скажу сразу, что в тот момент я ещё не понимала, ЧТО это за материал, да и не отдавала отчёт тому, насколько всё это для мамы серьёзно. Что для неё это новый этап её творческой жизни. Ну, репетирует себе и-ладно. Вот он наш детский эгоизм во всей красе!
Я ведь вся в страдании и горе пребывала. И это было самое главное, а тут какая то роль. Ерунда, чепуха по сравнению с тем, что происходило со мной!
А меня в разнос понесло. Бедная мамуля, ей бы о роли думать надо, а я ей устраиваю Варфоломеевские ночи.
Мало того, что я стала груба до невозможности, я ещё и пропадала по разным компаниям. И она, бедолага, бегала меня повсюду искала.
Но всё в жизни повторяется, потом я тоже самое происходило и с моим сыном…
Помню, мама мне всё говорила:»Ну почему я ни на одну премьеру не ухожу без слёз?»
Потому что нашинские дела были гораздо важнее родительских. И страдания нашинские гораздо серьёзнее и ужаснее. Так то вот!
Думаю, что не одна я с детками такое испытала. А, если хорошо покопаться в собственной жизни, то получится, что дети наши во многом повторяют и нашу жизнь и наши ошибки. Так что, кроме, как на себя, тут сетовать не на кого, а тем более на Бога.
Правда, мамы это не касалось, она была хорошей дочерью, и её родителям не в чем было её упрекнуть… Ведь она была тогда совсем одна (папа мой, Ремик, был в очередном загуле, да к тому же в другом городе, в Самарканде. Это была тогда их первая попытка развестись.), когда её папа, а потом мама, один за другим, ушли из жизни. И ей, молоденькой, с малым ребёнком, без средств, пришлось хоронить их. И куда то подевались все благодарные родственники с Украины???
Помог хоронить театр. Как всегда. Она тогда там работала, в Ташкентском Академическом русском театре. И работала прекрасно. Её все любили и она подавала большие надежды. Но…не судьба. Правда, с папой они туда ненадолго возвращались. Но разве с папой могло быть что то надолго? Его же труба звала:»Эх, путь-дорожка, фронтовая…»
.А, может, я не знаю чего- то? Отчего мама, уже ближе к смерти, очень часто плакала и всё шептала:» Мамочка моя, я так виновата, прости меня…»
В чём она была перед ней виновата, этого я уже никогда не узнаю…
Возвращаясь в Кемерово, хочу напомнить про наш обкомовский дом, в котором мы тогда с мамой обитали. В нём жила та самая Таня Александрова, о которой я вскользь упомянула. На самом деле, эта девушка в моей жизни заняла немалое место.
Во первых, она была дочерью покойного Кемеровского секретаря обкома, и замашки её так и остались барскими. Она собрала вокруг себя молодёжную элиту города, и квартира её была чем то вроде салона.
Хотя сама квартира являла собой уже крайне плачевный вид, несмотря на её пять огроменных комнат. То есть, видимо, от былой роскоши не осталось ничего. Квартира была совершенно разрушена, ободрана, ремонта не делалось, очевидно, с момента смерти её папы. А умер он, когда она и её сестра, которая была постарше Тани, были ещё маленькими.
Помню маму Тани. Имени её я даже не знала. Она была тихая, как мышка, и какая -то, словно забитая, женщина. Работала она тогда в овощном магазине.
Как то с Таней мы зашли к ней за чем-то в магазин. Она сидела и перебирала картошку. Руки все были в грязи. Руки, которые когда то, наверно, были белыми и холёными.
Дома она сидела, почти не выходя, в своей комнате и постоянно слушала одну и ту же пластинку. Это был Козловский, романс «Я помню чудное мгновение».
Однажды её дверь была приоткрыта и я увидела, как она сидела на полу, перед ней был проигрыватель, пел Козловский, а она тихо-тихо плакала. Я почувствовала острую жалость к этой несчастной женщине.
Но Татьяну это, видно, не очень беспокоило. Её обожали. Все. Кроме её сестры. О сестре мне нечего сказать, я даже имени её не помню. Она жила в другом городе и часто приезжала. Что там была за вражда, не знаю. Но думаю, что-зависть со стороны сестры. А-а, вспомнила-её звали Люся. Ну да, это неважно.
Таня была окружена поклонниками всех возрастов. И был у неё и любовник.
Я забыла сказать, что на тот момент ей было лет 19, ненамного старше меня. Она закончила медицинское училище, и где то работала медсестрой.
Одевалась она шикарно. Я многого тогда не понимала, но, думаю, что и мужчины обеспечивали её, да и сама она подфарцовывала.
Вкус у Татьяны был потрясающий. Любая, даже дешёвая тряпка, смотрелась на ней роскошью. У неё была самая богатая портниха в городе. Вообщем, девушка жила, ни в чём себе не отказывая.
Я сказала, что она была хороша…Это правда. Но совершенно удивительная внешность! Всё, что могло быть на лице неправильным, всё у неё и было неправильным, даже ассимитричным. Круглое лицо, с выпирающим подбородком, маленький рот с узкими губами, даже несколько запавшими. Но глаза!....Да, там что- то такое было…
И нельзя сказать,что это были глаза-звёзды. Нет! Хотя они были красивы, огромны, чудесно-голубого цвета. Но дело не в этом…
Взгляд…Кошачий, таинственный, манящий…Это даже я, девчонка, понимала.
И фигура! Роскошная фигура Мерилин Монро! Вообщем, она была от природы безумно сексуальна.
Я смотрю на нынешних девушек,- сколько усилий они прикладывают, чтобы так выглядеть! Но Татьяна ничего для этого не делала специально. Это просто было в ней и всё.. Не было никаких извивов её роскошного тела, никаких засовываний пальцев в рот, и прочих, уже так всем нам надоевших, атрибутов внешнего проявления секса.
Были глаза, фигура, знание, что она хороша, абсолютная уверенность в своей женственности и неотразимости… И что немаловажно, она была умна и образованна! Ведь не только же из за секса вокруг неё крутились. Я уже говорила, что у неё был любовник, который к ней приезжал из Новосибирска, и кроме близких об этом никто не знал. Я почему то даже запомнила его имя-Марк. Он был уже состоявшийся молодой человек, лет 30-ти, явно карьерист, потому что очень часто он привозил с собой своего начальника, который, стыдно сказать, но «делал мне глазки». По моему, оба они были из какого то НИИ. Одевались они великолепно и от них пахло дорогим одеколоном.
В её разрушенной квартире никто никогда не напивался, она этого не допускала. Но у неё от отца осталась великолепная библиотека (не чета моей, тогдашней),и…МАГНИТОФОН! О! Вот это был дефицит из дефицитов! А какие там были записи…Ах!
Всё запретное мы слушали там, у Татьяны. Я не буду перечислять певцов и групп, поскольку молодым, кроме Биттлз, другие имена ничего не говорят, а людям моего возраста они хорошо известны. Правда, такие имена, как Визбор, Окуджава и только-только появившийся Высоцкий, даже для молодых тоже сегодня что то значат.
В этой квартире было интересно. Там читалась запрещённая литература, молодая поэзия, слушалась потрясная музыка…
Конечно, была интимная обстановка, приглушенный свет, и медленные томные танцы. К концу вечера все куда-то по комнатам разбредались… И только я, одинокая, несчастная и безутешная в своём горе, сидела у магнитофона и рыдала, пока никто не видел.
Как я попала в эту квартиру? Да очень просто. Татьяна увидела меня во дворе, подошла ко мне, разговорилась,- кто я и откуда, спросила:»Не хочешь ли ты хорошо провести время?» Я сказала:»Да.» Она спокойно взяла меня за руку и привела к себе. Теперь то я понимаю, что её могло заинтересовать в такой салаге, как я, да ещё так ужасно одетой. Я была дочерью актрисы, а значит, могла претендовать на место в её элите.
Да, так оно и было. Не было там никакой заинтересованности во мне, как в личности. И потом, когда наши пути разошлись, она поступила со мной очень жестоко. Но об этом потом.
А между тем, мама сыграла премьеру «Материнского поля». Я, естественно была на ней. Я понимала, что произошло какое то грандиозное событие, но в связи с моими эгоистическими переживаниями, новыми знакомыми, которые тогда для меня были важнее всего, я отнеслась к маминой премьере довольно спокойно.
Да, я слышала от других такие слова, как «Великая…» «Гениальная…» и т. д. в том же духе…Но почему то всё было для меня как бы сквозь вату. Это уже потом, спустя время, я оценила свою мать, я поняла, КАК она сыграла.
Мама ведь играла эту роль в трёх городах: в Кемерово, в Ижевске (это был самый лучший вариант) и в Ульяновске.
Я хочу сделать маленькое отступление. Через год мой юбилей. И руководство, как оно говорит, усиленно ищет на меня пьесу. Я тоже предлагаю свои варианты. Вся классика отвергается сразу. Я стала предлагать пьесы из репертуара мамы, в том числе и «Материнское поле». И вот сидит наш главный. И когда он услышал это название-2Материнское поле», весь скривился.
-В каком веке вы живёте?-спрашивает он.
-Я живу в странном времени,-отвечаю я,-Но мне кажется великие ценности не меняются.
-А кто будет сегодня смотреть эти ваши ценности?-спросил он, уже завершая надоевший разговор.
Я не стала дальше спорить. Я поняла, насколько недооценивается наш зритель, насколько его оглупляют, особенно мододёжь! Ту самую молодёжь, которая ходит на «Кураж», смотрят, не дыша. Плачут, кричат «Браво!» и дарят цветы. Нам бы извиниться перед ними. За всё.
Ну, продолжу дальше. Тогда, в Кемерово, наш главный, Климовский Вадим Львович, организовал театральную студию, набрал молодёжь, куда и я попала, и стал заниматься с нами по ночам. Я помню эти занятия. Это было безумно интересно. Были и азы мастерства и техника речи, которую, кстати, вела моя мама. Было всё, как полагается на первом курсе театральной студии.
Но была и поразительная вещь. Он сразу начал с нами репетировать пьесу! Это был Ануй «Жаворонок». Конечно, никто не был прочно утверждён на ролях. Мы пробовали все и всё. Жанну перепробовали все! Девушки даже репетировали и мужские роли. То есть всё было невероятно увлекательно!
Кстати, именно с появления этой студии, потом в Кемерово появилось уже профессиональное театральное училище.
А дни я торчала у Тани. И самое ужасное, что произошло, я совершенно забросила школу, я просто в неё не ходила. А ведь это был последний, десятый класс!
И самое ужасное, что произошло тогда, - за месяц до экзаменов, я школу просто бросила!
Помню, тогда не только мама, которая просто билась в истерике, но и учителя, весь педсовет, директор школы, все уговаривали меня этого не делать! Но я упёрлась и всё тут. У меня был один аргумент-я много пропустила, знаний нет, мне стыдно с таким багажом сдавать экзамены. Меня убеждали, что мне все помогут, будут со мной отдельно заниматься, что я всё равно сдам экзамены! Нет, я была непреклонна.
Что, о чём я тогда думала своими куриными мозгами, о каком будущем? Чего я этим хотела добиться, я до сих пор не знаю. И бедная мама, которая сидела на кровати, раскачивалась и причитала:»Боже мой, Боже мой, Ты видишь, что делает эта идиотка со своей жизнью? Боже мой, что она будет делать дальше? Как жить?»
А, правда, о чём я тогда думала, чего добивалась я и сегодня не понимаю.
Документы из школы я забрала. Прощай незаконченная школа!
Но доучиться мне всё таки пришлось. Потом. Когда дурь из головы вышла.
Долго она выходила. Это только, что касалось школы.
Но, похоже, вся дурь и до сих пор ещё не вышла.
Такая вот я…дурная…Господи, прости меня, неразумную! Сколько ошибок непоправимых я понаделала, и, видимо, понаделаю. Господи, я тебе исповедаюсь! Господи, прости меня, грешную! Ведь я что делаю всю свою забубённую жизнь-грешу, да каюсь, грешу, да каюсь…Или что-то со мной не так? Или я всю жизнь, до гроба так и проживу? Прости, Господи, Твое создание…неудачное…
Занятия в студии продолжались, я тоже там постоянно торчала и ловила на себе жалостливые взгляды. В основном, это были актёры, сверстники смотрели больше с непониманием и, кажется, с презрением.
Таня Александрова меня осудила однозначно, как и все её друзья. А потом было уни жение, причём, очень жестокое.
Но об этом в следующей главе...
Comments
Мария, простите, ну, не могу я комментировать! Слезы-то на клавиатуре не отпечатаешь. Пишите, Мария, пишите!
Leave comment
Эта запись закрыта для добавления комментарив.