СТИХИ.
***
Мой мир приемлет темноту.
Старуха. Ужас. Плед.
Семёрка, тройка, туз
На крохотном столе.
Мой мир приемлет свет.
Татьяна. Ветер. Цель.
Автобус, руки, смех
На крохотном лице.
Мой мир приемлет бред.
Заботы. Гоголь. Лес.
Дорога. Окна. Крест
На крохотной земле.
Мой мир приемлет…
***
Не считаясь с множеством заслуг,
С нами жизнь становится строга:
Превращается твой самый лучший друг
В самого жестокого врага.
И когда без слов засохнет горло,
И когда пойму, что жизнь прошла,
Выплачусь неторопливо, гордо,
По-мужски, в кулак.
***
Он от истины к истине,
Он от хлеба к вину.
Но напрасно отыскивал
Он чужую вину.
Было жутко и душно.
Не хотелось, но врал.
Не душа, а отдушина,
Не слова, а игра.
Ни во что уж не верилось.
Он к такому привык.
И дожди шли из перистых,
А не из дождевых.
Он ругался и каялся,
То стоял у стола,
То ходил неприкаянным
От угла до угла.
Он прощал и прощался,
Жизнь зачем-то кляня,
А потом превращался
Потихоньку в меня.
***
Что спасётся, что утонет,
Что останется в веках…
Удивление Мадонны,
Уходящей в облака.
Нескончаемая тема:
Целомудрие и грех…
Ну, зачем сидящий Демон
Ненавидит всех?
И боюсь я приближенья
Этих глаз и рук.
Выхожу из окруженья –
Попадаю в круг.
МОЯ ИСПАНИЯ.
Бедная девочка, Кончита!
Вы умерли слишком рано.
Но, поверьте, совсем не забыта
От навахи глубокая рана.
По Мадриду иду, как по горю.
Мне удушливый запах привычен.
Где-то пишет безумный Гойя
Фантастические капричос.
Где-то прячется в улицах ветер,
Наливаясь то кровью, то чадом.
Перед девочкой этой в ответе
Несравненный поэт Мачадо.
Средь роскошных тупиц и дур,
В мире призрачном и обманчивом
Перестаньте болтать ерунду
Благородный чудак из Ламанчи…
И в проходах кладбищенски узких,
Будто кто-то готовится к танцу,
Окружают мою андалузку
Незнакомые мне испанцы…
***
Последний вздох. Последний крик, как выстрел.
Последняя зелёная трава.
Перед глазами жизнь мелькает быстро,
Подыскивая нужные слова.
Но я сегодня дьявольски спокоен.
Я в продолженье жизни убеждён.
Ведь лучший дом, который не построен
И лучший Я, который не рождён.
***
Вот и свадьба. Но грустно.
Непривычная дрожь.
Для волос моих русых
Приготовили нож.
Погодите!
(Не крикнуть бы)
Никому не понять,
Что страданья старинного
Мне никак не унять.
Что откуда-то издали –
Как набеги на Русь –
То стенания Лизины,
То Татьянина грусть.
Мне подскажут, где плакать,
И девичью – конец.
Подвенечное платье
И тяжёлый венец.
Грудь вздымается бойко.
Милый мой, не кори!
Слишком ярко и больно!
Это сердце горит…
И вино-то как водится,
И нарезанный хлеб.
Сумасшедшая сводница
Разошлась, охмелев.
В день печали и таинства
Лёгкий ветер, как зуд.
Дома звали все Танею,-
Как теперь назовут?
Мир из света и радости!
Я отдамся теплу.
Будет с привкусом сладости
Горький мой поцелуй.
***
Привычно проснётся город.
Меня уже в нём не будет.
С невидимой птицей ночи –
На вздохе до замиранья –
По майской дороге к лесу
Приду я к тебе на свиданье.
Ах, если бы всё подольше:
Черёмухи терпкий запах
И всплеск соловьиной трели,
И то, что увидеть должно
Глазами и сердцем нашим,
Которые здесь едины!
И щедрый весенний ветер
Сосной рассечёт пространство,
Чтоб было всего два вздоха
От губ и до губ. И утро.
***
Любовной потехи
Серьёзный поборник,
Я – первый картехо,
Последний любовник.
В комедии странной
Я изнемогаю.
Доверчивой Анне
В любви помогаю.
Пусть мир негодует,
Но с чувством и тактом
Любовь доведу я
До третьего акта.
НЕПОСТОЯНСТВО.
Гадай – не гадай –
Задача простая:
От зимнего льда
Я скоро оттаю.
Ведь дело зимы
В подходящий момент
В устойчивом "мы"
Менять компонент.
Мы что-то забыли…
Вот руки. Вы чьи?
"Мы льдинками были,
А стали ручьи".
Так каждой весной,
Звеня, клокоча,
Вдоль плеч, за спиной
Два новых ручья.
***
Ну, вот и взгрустнулось малость.
Пусть каждый себе наврёт,
Что завтра его усталость
Растает, как мартовский лёд.
И мысли скрипят, как двери.
Не знаю, какая нужда
Заставит меня поверить,
Что ты мне опять нужна.
МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ.
Я ушла из комнаты
Тягостной и чинной.
Так легко у омута
С мыслью о кончине.
А вода стоячая,
Цвет ультрамарина.
Я была незрячая,
Я звалась Марина.
Полюбила девочка,
Не ждала обмана.
Что-то было дерзкое
В этом Дон Жуане…
Не сидится в комнате.
От любви отучена.
И мой лёгкий омут
Закрывают тучами.
ГДЕ ТЫ?
Если снова в окна будет биться ветер,
Сотворю молитву. И, минуя страх,
Вспомню всё на свете:
Оторопь в глазах,
Самый зимний вечер,
Звёздную игру.
(Вздрагивают плечи, губы на ветру).
И тоску, и муку,
И дожди, и бред,
Долгую разлуку,
Смытый морем след,
Ветхую калитку,
Дней похожих чушь…
Хочешь я молитву
Тихо прошепчу?..
Боже, не оставь мя!
Сколько можно так?!
Бьётся ветер в ставни –
Это неспроста.
Слово да излечит!
Тихое, как крик.
Всемогущий, вечный,
Господи, узри!
***
Так в зелёных лесах
Нам кукушка расскажет о жизни.
Мы поймём,
Что осталось не много,
Загрустим. И полезем в комод,
Где лежат все бесценные письма,
Что остались
После долгих безмолвий и ссор.
Сосчитаем разлуки,
Как графологи, будем по почерку
Узнавать имена и причины,
Путать даты и судьбы
И от этого тоже грустить.
Улыбнутся вдруг книжные полки.
Мудрецы! Догадались,-
Что хозяин их просто устал,
Что в который уж раз
Он всерьёз начинает сначала,
Не распутавшись толком
С последним концом.
***
Городу Гомелю, моему детству посвящаю.
…И вот я дождался вечерних зорь.
Упала луна на площадь.
Сегодня не выставлен князем дозор
На башне в кленовой роще.
Не будет даже скрипа сапог,
Ползущих на верхотуру.
Никто не скажет: "Не дай нам, бог,
Свалиться отсюда сдуру".
А там, где реки молчаливый изгиб,
Где ночью чернеют горы,
Извечные наши друзья и враги
Решили напасть на город.
Кто берегом – тише воды, – кто вплавь.
Готовится к бою конница.
Сегодня, я знаю, мой князь Святослав
Не мучается бессонницей.
Сжимаются пальцы, дымится кровь
И башню качает ветер…
За город, за родину и за любовь
Я будто один в ответе…
А ночью город беспечен и тих.
Покой и цветенье вишен.
И только на башне родился стих,
Который и я услышал.
***
Медленно день перешёл к горизонту.
Ветер стихает на этот раз.
Вот пролетел по осеннему фронту
Двадцать четвёртый час.
Двадцать четыре заботы с плеч…
Стану ли я спокоен?!
В сердце опять Запорожская Сечь
После удачного боя.
***
ТАМАРЕ КИРИЛЛОВОЙ.
А дом растёт – всё выше и мрачней.
И далеко от разума и света.
В какую ночь из тысячи ночей,
В каком бреду мне выдумалось это?
Гляжу в окно, как в зеркало гляжу:
Родился – рос – шаг от окна – шаг к двери –
Любовь – враньё – безудержье и жуть –
Друзья мои от Брута до Сальери.
А зеркала о чём-то вопиют,
Смеются синеокие, судачат.
Какие вина в этом доме пьют!
Как изменяют! Как бранят и плачут!
А я всё вверх – и некогда устать.
Воспоминанья, как вода из крана.
Какая блажь! Какая благодать
Топтать свои же собственные раны!
И так расти? И пухнуть от дрожжей?
Всё под себя? С ума сходить от бденья?
И где-нибудь на верхнем этаже
Почуять запах верного паденья?..
Но дом растёт – всё выше и мрачней.
И далеко от разума и света.
В какую ночь из тысячи ночей,
В каком бреду мне выдумалось это?
***
Ребёнок плачет за стеной.
Не от обиды – просто плачет.
Когда слова ничто не значат,
Так сладко плакать за стеной.
Мир перевёрнут – это я.
Мне восемь лет. Нос ковыряю.
Сижу на кухне, затаясь.
И существую с фонарями.
То вдруг заманит яркий свет,
То за окном в ночи растает.
Пишу стихи – ведь я поэт –
И тихо с музами болтаю.
Но вздрогнет нижняя губа –
Не от обиды – и заплачу…
Мне восемь лет. И не судьба,
Когда слова ничто не значат.
***
Кто бы мог в двух словах
Указать мне пределы,
Где кончается страх,
Начинается смелость?
Где слова, как ножи,
Как вечерние росы,
Где так хочется жить
По-другому и просто.
Где бы мог я сказать,
В чудеса не поверив,
Что и эти глаза
На меня посмотрели.
КОГДА ДОЧЬ. Ветер.
Так после покоя,
Земного покоя,
Ты снова родишься
(в который уж раз).
Но знай,
что, во-первых,
Тебе не удастся,
Как прежде, резвиться
Со мной и любимой:
Пострижены волосы
(помнишь, как часто
Втроём хохотали
Над редким уменьем,
Волшебным уменьем
Выдумывать солнце
Из этих волос).
Но есть ещё главное
(что, во-вторых):
В серебряном замке,
На мягкой постели,
В скрипучей коляске
Лежит наша дочка,
И имя ей – Анна.
И полнятся комнаты нежной улыбкой,
И первое слово
Готовит ей время.
Но часто не спит
Наша милая Анна.
Ей очень мешает
Оконная рама,
С которой болтаешь ты
Каждое утро…
Так знай же и помни:
Когда ты ещё раз
Иль ночью, иль утром
Родиться захочешь,
Что в замке серебряном,
В мягкой постели,
В скрипучей коляске
Лежит наша дочка,
И имя ей – Анна.
***
Когда дни станут нежно тихи,
Когда солнце нас всех согреет,
Отпусти мне, Россия, грехи,
Трижды проклятому еврею.
***
В этой очереди за смертью
Нет последних. Но каждый год
Что-то крутит судьба и вертит,
Подгоняя меня вперёд.
ПИСЬМО.
Я с каждым письмом всё слезливей и мягче.
Сам не знаю, откуда взялась эта слизь.
Я будто бы самый резиновый мячик:
Подпрыгну – и снова по лестнице вниз.
Мне легче не помнить – пусть всё трын-трава,
Мне легче молчать, чем горланить.
Какими бы ни были эти слова,
Какою бы ни была эта память.
Мне легче подумать, что это молва,
Что сплетнями мозг мой нагружен…
Но трудно тебя через год или два
Знать с добрым хорошим мужем.
…И двери распахнуты – ветер и лёд!
Такая холодная осень!
За дверью продрогшая нищенка ждёт,
Когда ей копеечку бросят.
Я вышел. Старуха бледнеет, молчит
И рвань на себе поправляет.
Из чёрных волос, как из чёрной ночи,
Косяк журавлей вылетает.
Ну, что же ты, осень, тебе не простят,
Что ты попрошайкою стала.
Смотри, как вокруг тебя листья блестят
Судьбой драгоценных металлов…
Но двери закроют, меня позовут.
Я спичкой зажгу сигарету.
Забыл, что в 20 столетье живу,
Что нищих давно уже нету…
(Люблю это юношеское стихотворение. Целая эпоха в моей жизни).
***
Вот дождь пошёл. Сегодня я ничей.
И в памяти других не оставляю следа.
Лишь в снах твоих есть отголосок бреда –
И лёгкий сумрак питерских ночей…
Всё – ожиданье поезда. В глазах,
Успевших стать чужими под навесом,
Нагаданная богом или бесом
Сейчас совсем уж глупая слеза…
Не уезжай… Мешают поезда.
Вокзал стоустый дразнит и хохочет.
То мой черёд. Он жертвы хочет…
Не уезжай!
Ты слышишь!?
Никогда!
***
Я должен и ветру и вере,
В стекле и воде отражён.
Для дальних и близких потерян,
Сомненьем и сном заражён.
Хотел я познать безрассудство
И робкую тайну стиха,
Но путал меня бес распутства,
Манили тенеты греха.
Потом беспокоили тени
Людей на страницах газет,
Придавленных ветром сомнений,
Испуганных верой друзей.
И время совсем не жалело.
В плену одинаковых дней
Походка моя тяжелела
И взгляд становился грустней.
И жизнь оказалась постылой,
И горькую, фыркая, пил…
Душа не горела,
А стыла –
Душок от неё исходил…
… Ах, славная выдалась ночка!
Февраль на исходе. Пурга.
Закончена первая строчка.
Продвинулось дело слегка.
***
Мой сад недвижим до утра.
Я исключил возможность ветра.
И звёзд бесшумная игра
Рассчитана до сантиметра.
Пока я властвовал над всем
В пределах дома и ограды,
Пока менялся цвет у стен,
Свет фонаря, лицо фасада,
Пока никто ещё не звал
Меня по имени,
Вдруг вышло,
Что все бессмертные слова
Лишились важности и смысла.
И в нескончаемом бреду
Нездешний ворон мне пророчил:
Никто не ждёт тебя в саду
Среди кустов и одиночеств.
Комментарии
Нет комментариев
