Стивен Крейн

46
81
86
89
101
113
125
131



46.

Много красных чертей из моего сердца

Истекло на страницу.

Они были так малы,

Что перо могло подавить их.

И много их копошилось в чернилах.

Было странно

Писать этой красной гадостью

Вещества моего сердца.



81.

Я толкую посеребренный миг корабля в ночи,

Выброс каждой тоскливой заблудшей волны,

Затухающий гул стальных частей,

Оторвавшийся вскрик между людьми,

Тень, летящую сквозь серость ночи,

Утопание малой звезды.

А потом-- пустошь, бескрайняя пустошь вод,

Приглушенный говор волн

Надолго и в одиночестве.

Запомни, о ты, корабль любви,

Уход из бескрайней пустоши вод,

Приглушенный говор черных волн

Надолго и в одиночестве.



86.

В пустыне

Молчание лунной шири долин.

Огненные лучи рассекают хитоны

Людей в капюшонах, согбенных и немых.

Впереди них – женщина,

Идущая к дующим, пронзительным свистам,

К отдаленным ударам бубнов,

А вьющиеся медлительные сущие, тусклые, цвета ужаса,

Сонно ласкают тело,

Ползут по ее воле, глухо шурша по песку.

Змеи шепчут чуть слышно;

Шепчущие, шепчущие змеи,

Спящие, встающие, качающиеся,

Но все же шепчущие, чуть слышно шепчущие.

Воздух струится от безмолвных земель

Аравии, темный ночью,

Взбешенный жар пятнает кровью

Хитоны людей в капюшонах,

Согбенных и немых.

Вьющиеся ленты, бронзовые, изумрудные, желтые,

Кружат у горла и рук ее,

А по песку змейки ползут осторожно,

Медленно, зловеще, покорно,

Колеблясь под свист и удары,

Шепчущие, шепчущие змеи,

Спящие, встающие, качающиеся,

Но все же шепчущие, чуть слышно шепчущие.

Великолепие проклятых,

Величие рабства, отчаяния, смерти

В танце шепчущих змей.



89.

Солнечный взгляд на тускло-бурых стенах,

Забытый свод стыдливой лазури.

К Богу могучий гимн,

Песнь распрей и воплей,

Грохот колес, топот коней, гонгов звон,

Кличи счастья, безумства, угрозы, отчаяния,

Зов неизвестных скотов,

Хоралы цветов,

Визг спиленных деревьев,

Бессмысленное квохтанье кур и мудрецов –

Гвалт хаотичный, взывающий к звездам:

“Господи, помилуй!”



101.

Каждый легкий оттенок был звуком

-- Звуком светила --

Кротких мелодий кармина, зелени, золота, фиолета.

Хор красок овладел водою;

Причудливая листьев тень больше не волновалась,

Сосны не напевали над холмами,

В синей ночи повсюду настало молчанье,

Когда хор красок овладел водою,

Кротких мелодий кармина, зелени, золота, фиолета.

Мелкая пылающая галька,

Разбросанная по темной ткани вечера,

Поет добрые баллады о Боге

И вечном отдохновении души.

Маленькие жрицы, маленькие апостолы,

Все верят во истину ваших гимнов,

Когда дивный хор владеет водою

Мелодий кармина, зелени, золота, фиолета.



113.

Человек за бортом на непрочном обломке,

Окоем уже бутылочного горла,

Нависшие волны, вздыбившие темные гребни,

Скуление пены рядом в водоворотах.

Бог холоден.

Непрестанные взлеты и содрогания моря,

И рык за рыком хребтов,

Провалы, зеленые, кипящие, бездонные,

Надвигающийся крах.

Бог холоден.

Все моря в горсти Десницы.

Океаны могут обратиться в брызги,

Проливаясь дождем сквозь звезды

В жесте сострадания к ребенку.

Океаны могут стать серым пеплом,

Умереть с долгим воем и ревом

Среди суматохи рыб

И воплей судов,

Когда Десница поманит мышей.

Окоем уже чаши обреченного убийцы,

Кромешная тьма, хлынет смятенье,

Шатается пьяное небо – и нет неба,

Слабая рука, срывающаяся со скользкого обломка.

Бог холоден.

Порыв ветра, заточающий в саван,

Целующая в губы водная смерть,

Бессильный, замедленный взмах заблудшей руки,

И море, непокойное море, море.

Бог холоден.




125.

Густой ряд колонн,

Достойно несущих тяжесть

Исчезнувшего свода;

Бронзовый свет заката высекается ими

И бьет над полом, созданным для неспешных церемоний.

Не слышно ни звука пения,

Только – в вышине – огромная и страшная птица

Следит за дворнягой, побитой и изуродованной,

Что ползет в прохладную тень колонн

Умереть.



131.

Бутли, и бутли, и бутли

В берлоге веселья;

Мужчина усмехается дамам,

Играя в разнузданность и довольство.

Бесчисленные блики,

Путаясь, сливаясь и множась

В зеркалах,

Возвращаются снова на лица.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Подвал, и мертвенно бледный ребенок.

Женщина,

Бдящая привычно, изможденно,

Безобразно.

Шорох и тишина

Или тишина и шорох,

А потом – вечная тишина.

Луна светит прямо на дешевую постель.

Час, с его нескончаемой бессмыслицей радости и боли,

Немного значит в подвале или в берлоге веселья,

Ведь все – смерть.

Публикация July 26, 2008 от Elena

« Prev itemNext item »

Comments

Нет комментариев

Leave comment

Для добавления комментария вы должны зайти как пользователь.