Даже невнимательный читатель, перелистывая вторую сказку, заметит, что с кое-какими героями он уже встречался. И не только в "Кристобале", но и, например, в повести "Событие". Почему такое происходит? Это вопрос скорее праздный. Здесь и рассуждать особо нечего. Буду рад, если эта сказка вам, многомудрый читатель, понравится.
Глава 1.
Сад. Черепаха Кронштейн.
1
В этом Саду по утрам всегда было прохладно и влажно. Даже когда день обещал быть жарким, только что взошедшее солнце будто говорило обитателям Сада: "Пока радуйтесь и наслаждайтесь, а через несколько часов – уж не обессудьте – я на работе".
Ящер Пётр жил на крыше Дома. И на многое, происходящее в Саду, смотрел свысока.
Иногда даже посмеивался. Ведь забавно наблюдать, как жаба Катерина неуклюже ищет хоть какую-то лужицу, оставшуюся после вечернего полива. А виноградные слизняки братья Мягенькие старательно заметают следы, оставленные ими на бетонной дорожке возле Дома. Тоже смешно. Потому что следов становится ещё больше. Свою утреннюю молитву начинает богомол Иззяга: выпучил и без того огромные глаза, полизал свои лапы и затряс неистово головой. Никогда не была понятна Петру эта неистовость. " Молись – не молись, а придёт какой-нибудь богомолоед, и никакой боженька не спасёт",- думал Пётр.
Бывали дни, когда в Сад приползала гадюка Сильва. Всё лето она искала удобное место, подходящее для будущего потомства. Но найти его было не так просто, потому что люди Сильву не очень любили и боялись. А ведь именно люди владели не только этим Садом, но и всеми другими, о которых слышал Пётр. Кстати, гадюка Сильва была его родственницей. Но ящер Пётр недолюбливал её и предпочитал общаться с другой родственницей – жабой Катериной.
Вот и сейчас, спустившись с крыши, Пётр направился к прятавшейся где-то за кустом сирени жабе Катерине. Болтать с ней было интересно потому, что она больше слушала, чем говорила. Ящер знал, о чём скажет сегодня жабе. Спускаясь с крыши по отвесной стене мимо окна, он кое-что увидел. Конечно, подглядывать было неловко и неприлично, но так хотелось, что Пётр на мгновение задержался. Ему показалось, что в углу комнаты на ворохе старых газет шевелится что-то очень знакомое и родственное. "Неужели..." – боясь додумать до конца, Пётр поспешил к жабе Катерине.
- Доброе утро, уважаемая Катерина!
- Ква-нечно, доброе! Ква-сно!
- Не могу удержаться! Ну, просто распирает! Кому, если не вам, рассказать о том, что я увидел в Доме.
- Квак интересно!
- Страшно боюсь ошибиться, но клянусь своим хвостом, в Доме опять черепаха Кронштейн!
- Квантастика ква-кая-то!
- Вот именно!
Пётр и Катерина говорили так громко, что в Саду всё замерло и стало прислушиваться к разговору. Рыжий муравьиный народ перестал строить очередной муравейник; братья Мягенькие, уж было приготовившиеся ко сну, высунули головы из-под корня груши; чёрный муравьиный народ сгрудился у куста сирени, нарушив самые элементарные законы движения. Неведомо откуда приползла и Сильва. Богомол Иззяга перестал молиться.
2
История черепахи Кронштейн была настолько удивительной, что из Сада в Сад она передавалась уже многие поколения. Конечно, обрастала невероятными подробностями, дополнениями и комментариями.
Удивительно было то, что месяца три назад черепаха исчезла. Ходили разные слухи, строились предположения, но никто толком не знал, куда, а главное, зачем ушла черепаха со смутной фамилией Кронштейн.
А ведь ещё три месяца назад все обитатели Сада, друзья и соседи обитателей Сада, одним словом, все, кто знал Черепаху, собирались по утрам у старой груши слушать невероятную историю её жизни. И собравшиеся, никогда и нигде не бывавшие дальше трансформаторной будки, что стояла сразу за Садом, так поражались услышанному, что прощали черепахе её медлительность и забывчивость. Они лили слёзы и просили продолжения.
Оставим всех обитателей Сада на какое-то время и дадим слово самой черепахе Кронштейн. Вот как она рассказывала свою историю.
История черепахи Кронштейн
Было это давно. Может, двести, а может, двести десять лет назад. Только тогда я была красивой, юной гигантской черепахой и жила на замечательном тихоокеанском острове. Название я уж и позабыла. Да, и в этом ли дело, если до сих пор я слышу в своём сердце шум океанского прибоя, чувствую ласку горячего песка и болтовню прибрежных пальм...
(В этом месте черепаха обычно застывала на полчаса, а продолжала уже с закрытыми глазами).
...Э-э-э-э-эх... (Г лаза открывались. Слушатели не выдерживали, и в Саду становилось ещё влажнее).
Мы с подружками любили резвиться на берегу. Гонялись друг за другом – по десять метров за день набегали. А к вечеру, обессилев, подставляли свои бока тихому приливу. Было ещё развлечение: дразнили парней. Они отдельно собирались, и всё на нас поглядывали. Моя подруга, её звали Ко, была страшной озорницей. Так вот, заметит она, что парни смотрят на нас, приподнимется на передних лапах, будто хочет показать, что у неё под панцирем. А на самом деле отталкивается и в воду прыгает. Мы же смеёмся и прыгаем за ней. Вольностей до свадьбы себе не позволяли. Ну, может, иногда носами потрёмся...
(В этом месте половина рыжего муравьиного народа охала и отправляла в муравейник вторую половину муравьиного народа).
... А дальше я и позабыла. Может, завтра вспомню...
... Если (продолжала черепаха назавтра) ОН и ОНА начинают тереться носами, знай: закончится это свадьбой. Моего избранника звали Кы. Ну, не то чтобы красавец, а так – смешной. Скорее, он меня выбрал. Камешки разноцветные дарил, ракушки. А я тогда наивной дурочкой была. Подружки иногда, смеясь, рассказывали, что обычно после носотрения бывает, но мне просто смешно было. Это не то, что нынешние черепахи! Эти уж про такое знают сызмальства...
( После этих слов мудрецы чёрного муравьиного народа отправляли в муравейник три четвёртыхсвоего населения, а сами понимающе кивали).
... Но, как говорят, природа взяла своё. Я стала замечать, что Кы как-то странно посматривает на меня, при этом необычно быстро втягивает голову под панцирь, а потом так же быстро вытягивает. Подружки почему-то хихикали. Я же злилась и закапывалась в песок. С каждым днём он всё ближе и ближе ко мне подбирался и нежно так звал: "Кро! Кро!" Как ему отвечать, я не знала. Тогда однажды, когда я, переполненная странными, пугающими, но такими желанными чувствами, лежала по горло в песке, ко мне подошла мама и, печально глядя на меня, сказала: "Ты стала взрослой, дочь моя"...
***
Черепаха Кронштейн замолкала уже на час. И всё это время слушатели хранили молчание. Только завязывалась самопроизвольно в узел гадюка Сильва; неистовый богомол Пётр прятал голову в траву, скрывая слёзы; чёрный и рыжий муравьиные народы заключали временное перемирие и дружно плевали на спорные территории; ящер Пётр судорожно кусал свой хвост, иногда путая его с лапой жабы Катерины. Последняя же беспрестанно вздыхала и приговаривала: " Ква-кие чувства! Ква-лоссально!" И всем становилось так одинаково грустно, что даже появление в левом дальнем углу ограды тени умершего недавно кота Семёна, никого не пугало.
Понятно, что после этого черепаха уже не могла продолжать свою историю. Высунув до отказа морщинистую шею и туманно поглядывая на слушателей, она медленно направлялась к Дому. Ведь только она, в отличие от других, была домашней черепахой. Но каждое утро хозяева выпускали её в Сад.
Глава 2. Дом и его жители.
В Доме было 5 комнат. Самая большая из них называлась французким словом "салон". В неё мог попасть каждый, кто будет входить в Дом через главный (или парадный) вход. Важнейшими предметами в салоне были телевизор с огромным экраном и неуклюжее мягкое кресло (в семейном лексиконе –"королевское"). Даже самый любопытный гость не будет поворачивать налево, потому что сразу поймёт – там кухня. Место сколь таинственное, столь и интимное. Ведь именно здесь кипит жизнь как ни в каком другом месте Дома. Рядом с кухней размещался кабинет хозяина Дома, которого звали Эли (жена в шутку называлаего Ой Ли с хитро- вопросительной интонацией). На дверях кабинета была прикреплена табличка " Попробуй только...!" Последнее же слово, много раз зачёркнутое, каждую неделю обновлялось. Сегодня с трудом можно было разобрать слово "забыть". Может быть, это слово предназначалось жене, которую звали Мария, или детям, четырнадцатилетней Оре и девятилетнему Дану. Вообще, в Доме любили писать записки. Отчасти потому, что вся семья отличалась не совсем устойчивой памятью, а в основном потому, что и старшие , и младшие члены семьи очень полюбили этот весёлый способ общения. Особенно дети.
В эту минуту они ещё спят в своих комнатах, двери которых смотрят друг на друга. Дверь Оры надменно-насмешливо, а дверь Дана капризно-издевательски.
Утро в Доме начинается с нахального звона будильника. Его ненавидит Мария, потому что встаёт первой. Она детский врач, а приём больных детей ровно в восемь утра. Но Мария привыкла, и утром, когда все ещё спят, она успевает сделать больше, чем за весь день.
Сначала чтение записок.
Мэри, дорогая!
Буди гада в восемь.
Изнывающий от любви к тебе
Ой-лю-ли.
Мэм!
Оставь немного презренного металла на пропитание.
Обещаю использовать по назначению.
Беспутная дочь ваша.
Мамочка!
Сиводняв школу миня небуди.
Нет смысла хадить туда, иба жызьнь загублина моя.
Пака ищо сын.
Без особых эмоций, Мария заводит будильник на восемь тридцать, находит кошелёк в белье, предназначенном для стирки, и кладёт несколько купюр в любимую дочкину чашку, исправляет ошибки в записке сына и отправляется на кухню. С этой минуты всё делается с невероятной скоростью. И, уже выходя из Дому, Мария произносит почти внутренний монолог:
"Так. Гада разбудила. Беспутству вновь потакаю. Романтика сына выдеру вечером. Да, Кронштейн выпустить погулять".
С этими словами обычно выпускалась на свободу уже известная вам черепаха. Мария не придала значения тому, что никто под ногами не путался, не смотрел печально в глаза – больные дети ждут! Она спешила на работу.
Глава 3. Опять черепаха Кронштейн.
Так месяца три назад исчезла Черепаха Кронштейн.
На улицу она выбралась ещё ночью через вход, когда-то придуманный для кота Семёна. Когда засыпала на привычном ворохе газет, черепаха и не предполагала, что ей приснится сон. Сначала ей казалось, что она просто продолжает рассказывать свою историю. И уже вспомнился ей во всей красе Кы, её жених. Только глаза его были широко раскрыты, а сам он не двигался. Кро почему-то не помнила такого Кы. Он странно лежал, совсем не обращая внимания на свою невесту. Молчал. И только в лапе держал красивый камешек. "Мне", - подумала Кро машинально.
Ей всё во сне было непонятно. Поэтому сон превращался в кошмар. Кро то находилась там, внутри, то смотрела на происходящее откуда-то сверху.
Вдруг сон будто порвался, как рвутся газеты, на которых она спала. Всё медленно покрылось красным и порвалось...
И Кро проснулась.
Надо было куда-то ползти, что-то делать, кого-то спасать. Но в ушах, не исчезая, стоял густой крик. И от этого все её движения становились хаотичными. Изменилось время и пространство. Кро ползла, не соображая куда, а в голове вспыхивали картинки.
- Сегодня ты станешь взрослой. Это правильно и не больно. – МАМА...
...- Скажи, Кро, ну, хоть чуточку ты любишь меня?... МОРЕ... ВЕЧЕР... КЫ НЕ СМОТРИТ НА МЕНЯ, А ПЕРЕДНЕЙ ЛАПОЙ РИСУЕТ НА МОКРОМ ПЕСКЕ... КАКОЙ ГЛУПЫЙ! КОНЕЧНО, ЛЮБЛЮ!
... – На фоне заката красивый корабль... Я никогда не видела такого... Девочки, давайте поплывём ему навстречу... ЭТО КО... СЧАСТЛИВАЯ УЛЫБКА... ПЛЫВЁТ. ОДНА ПЛЫВЁТ...
Кро остановилась у трансформаторной будки. Не было сил даже голову поднять. И вдруг всё прекратилось: и крик, и картинки, и сон.
" Что же это на самом деле? Как я здесь оказалась?"
А утро уже потягивалось и зевало. Где-то недалеко лениво завыла собака. Черепаха медленно двинулась вперёд, ещё не отдавая себе отчёта в том, что преодолевает границу между известным и неведомым, между знакомым и чужим, между счастьем и бедой.
"Куда же мне теперь?" – громко удивилась черепаха.
Не было ни прибрежного песка, ни пальм, ни моря. Какой-то страх прятался глубоко, у самого сердца...
Кро медленно втянула голову в панцирь. Стало тепло. И тихо. Неведомо откуда, как белые кораблики в океане, стали наплывать воспоминания.
"Боже! Как же я могла забыть про это?!"
- ... Девочки, давайте поплывём ему навстречу!
Мы ещё продолжали играть в догонялки, а Ко уже приподнималась на передних лапах и вглядывалась вдаль. Чуть в стороне, наполовину зарывшись в песок, улыбался Кы.
- Ну, что ты опять выдумала?
- До него плыть и плыть...
- Твои выдумки всегда плохо кончаются!
- У меня плохие предчувствия... – Наверное, я была настоящей трусихой, и над этим часто посмеивались мои подруги, особенно Ко. Только Кы любил всё, что я говорю и делаю. Он в таких случаях снисходительно по-мужски улыбался и пытался гладить меня по голове. Я же притворялась, что злюсь на него, зарывала голову в песок и, пока хватало воздуха, хохотала...
- Кро! Ты ведь любишь плавать! Пожалуйста, поплывём!
Подруга умоляюще смотрела на меня, потом, словно обидевшись, резко развернулась и уже не оглядывалась. Плыла, плыла, плыла...
Мне казалось, что и я, и мои подруги, и всё ещё улыбающийся Кы, и все, кто был на острове, и сам остров завороженно наблюдали, как две точки в океане приближались друг к другу...
... Вот... Что-то было потом... Не могло не быть…
Это утро становилось чужим и холодным. Собака продолжала скулить. Кро почему-то была уверена, что нужно куда-нибудь двигаться. Убегать. Но почему и куда?
И тут появился человек. Он держал в руке багет, похожий на дубинку.
Странно, но каждое движение человека приносило черепахе невыносимую боль. В голове раздавался какой-то хруст. И смех. Противнее которого Кро никогда не слышала...
"Быстрей в воду! Сейчас я тебе помогу! Плыви и не оглядывайся! Я люблю тебя!
"А ты? Одна я никуда не поплыву!"
"Плыви, любимая! Ты ведь любишь плавать. И не..."
И я плыла, плыла, плыла... Оглянулась только раз. И меня не стало...
... Человек исчез. Вместо него, усамой трансформатной будки, стоял недавно умерший кот Семён...
ГЛАВА 4.
Кот Семён и его жизни.
У кота Семёна была беспокойная душа. Она металась от одной жизни кдругой, что-то беспрестанно искала, но ничего не находила.
...В одной из жизней Семёну пришлось быть топором палача. Труд подневольный и грязный.
Какое удовольствие получал топор, когда его чистили и точили! Но так было редко. Потому что работы было много: ведьмы, бунтовщики, короли, воры, революционеры...
... Чаще всего жизни были короткими и бессмысленными. Например, в одной из жизней Семён был ампулой с ядом. Этим ядом отравился разведчик Н. в безвыходной ситуации...
В одной из своих жизней кот Семён был моряком. Ну, не совсем моряком. Скорее, рыбаком. А если быть совсем точным, он продавал свежую рыбу на рынке. Но моряком Семён всегда хотел быть. Страстно хотел. Вот только одно глупое недоразумение ставило крест на всех его мечтах. Никогда и никому Семён не говорил о том, что это за недоразумение. Или тайна даже. А всё потому, что он боялся воды. Нет, в бане или в ванной Семён и не думал о том, насколько ему противна вода. Наоборот, ему, если хотите,нравилось поздно вечером, возвращаясь с рынка, смыть с себя рыбную вонь. Иначе его никто не пустил бы в кинотеатр. А кино было второй страстью Семёна. Понятно, что он выбирал те фильмы, которые хоть как-то связаны были с морем. Семёну нравились пираты. Или флибустьеры. Или искатели приключений.
Событий в его жизни не происходило. Может быть, поэтому он часто раздражался и всё ненавидел. И многочасовое стояние на рынке, и запах рыбы, и людей, которые эту рыбу покупали, себя и свою, в рыбной чешуе и старых билетах на вечерние сеансы, жизнь.
Семён знал, что и во всех своих предыдущих жизнях он тоже был неудачником.
Труднее всего было проснуться утром и заставить себя пойти на рынок. Ненавидеть Семён начинал уже с утра. По дороге к рынку привычно ругал своего хозяина, которого все называли Берчик. Такой бочкообразной лысой вечно красной и потной скотины мир ещё не производил. Семён чувствовал, как ежедневно превращается в раба, как любое слово, обращённое к нему Берчиком, словно разделочный нож, кромсает его. Да, именно так: он -недавно пойманная рыба, которую вот-вот начнут разделывать...
- Эй, долговязый, может, уйдёшь с дороги?! Я из-за тебя не собираюсь в тюрьму идти, придурок!
Семён даже не посмотрел на крикуна-шофёра, а резко дёрнулся в сторону и тут же почувствовал, как что-то ударило его в бок. Чёрные мысли, скопившиеся в его голове, стали крутиться в обратном порядке. Будто киномеханик, неправильно вставил в аппарат плёнку. Вероятно, в эту минуту Семён улыбнулся. Хотя никто этого видеть не мог. Потому что была темнота и пустота...
Жизнь включилась уже в порту.
Как он добрался до порта, почему он не стоит за прилавком на рынке и что будет делать дальше, Семён не знал. Но человек, стоявший возле него и что-то говоривший, наверное, знал.
- Сказать, что работы будет немного, значит, ничего не сказать! Её будет очень много. Кок на корабле – второй человек после капитана. Зато тебя ожидает незабываемое путешествие и неплохие деньги по возвращении.
Семён ничего не понимал. Он слушал очкастого длинноносого парня и придурковато махал головой.
- Вижу, Сэм, что ты готов. Иди знакомиться с командой. Море ждёт тебя...
...Был корабль и море. Всё так, как Семён много раз видел в кино. Над ним издевались, очень быстро узнав про его страхи, его били за отвратительное варево, которое он готовил. А он научился ещё изощрённее всех ненавидеть. Семён ждал и терпел. Терпел и ждал.
Лишь на пятые сутки он узнал, куда направляется корабль.
На одном маленьком островке жили гигантские черепахи. За их мясом, за их панцирем, за их жизнью плыл корабль...
2.
Тень кота Семёна была какой-то расплывчатой, но вполне очевидной.
- Ты ведь черепаха Кро, правда? – спросил Семён так, будто ответ его совсем не интересовал. – О тебе я знаю больше, чем ты думаешь.
Кро молчала.
- Это тебя взяли в Дом, после моей смерти. Им, видите ли, уже не нравятся кошки! Им экзотическое подавай! Скажу тебе, что люди мне всегда не нравились. Представляешь, они всё время кормили меня рыбой. И по телевизору у них какая-то ерунда.
- Скажи, - Кро заволновалась, - ты знаешь, почему я здесь? Куда и зачем я должна бежать?
- Конечно, знаю! Нам нужно было встретиться.
- Мне с тобой?
- Что же тут удивительного, если я последний, кто знает твою историю от начала до конца. Но только настоящую, правдивую.
- Ты знаешь про остров?
- Я знаю не только про остров. Я знаю, кто в этой жизни Кы и Ко. Но не скажу, потому что я злодей.
- Но что тебе от этого?
- А всё очень просто. Пока я знаю эту тайну, пусть как тень, но всё-таки живу. Для этого я и хотел с тобой встретиться. У меня есть только один день на всё про всё.
- Но ведь я маленькая и беспомощная черепаха.
- О себе ты ещё мало знаешь!
Тень кота Семёна заискрилась, и подобие улыбки задрожало на том, что когда-то было вполне смазливой мордочкой.
Во всех своих жизнях, иногда не желая этого, Семён был злодеем. Нет, не драконом или Кощеем Бессмертным, не убийцей или насильником. И даже злым волшебником он никогда не был. Его злодейства были совсем иного свойства. О них иногда никто и не слышал. Их мало кто замечал. Но после каждого его поступка в мире становилось чуть-чуть мрачнее. У людей просто так, без всякой причины, портилось настроение. Вспыхивали глупые ссоры, близкие обижались друг на друга, влюблённые ревновалили, больные переставали верить в возможность выздороветь.
Семён или тень кота Семёна – называйте, как хотите – не собирался завоёвывать мир. Ему просто хотелось жить не так, как жилось. Ни одна из его жизней не удовлетворяла по-настоящему. И ещё больше приходилось огорчаться тому, что очередное воплощение сохраняло память о предыдущих.
Как ни старался Семён избавиться от гнетущих воспоминаний, у него ничего не получалось. И чуть пасмурней обычного была осень, менее искренними люди, и звёзды почему-то не хотели подмигивать смотрящим в небо...
3.
Однажды, когда Семён был маленьким корявым деревом, не то саксаулом, не то анчаром, и стоял одиноко у самой дороги, прямо под ним остановились два путника. Один из них был слеп, другой – глух. Совсем обессиленные, они долго молчали, охали и тяжело дышали.
Семён брезгливо посматривал на них сверху, боясь испачкать свои ветки о зловонные лохмотья странных путников.
Первым заговорил слепой:
- Время уходит, а мы его не нашли.
- Уже сил нет. Может быть, здесь и заночуем? Хотя, всё что нас окружает, не вызывает особой радости. И дерево это... – Глухой поморщился и стал искать место поудобнее.
- Да, и сможем ли когда-нибудь найти?! – Слепой давно научился говорить сам с собой. – Почему именно мы?.. Как Он тогда сказал? "Слепой увидит то, что смертному никогда не увидеть, а глухой услышит то, что только Мне под силу услышать".
Вершитель Всех Судеб призвал слепого и глухого, когда они привычно сидели на паперти собора и просили подаяние. Слепой Его увидел, а глухой – услышал.
- ...И будет у вас дорога, - сказал Он, - полная лишений и страданий, но пусть не покинет вас надежда! Ибо свет снизойдёт на того, кого вы найдёте, и на вас. Нет на земле существа более непредсказуемого! И не всякий сумеет распознать его. Ведь он только начало зла, только зерно греха. И знайте, что не вы одни в дороге. И если слепой увидит то,
что смертному никогда не увидеть, а глухой услышит то, что лишь Мне под силу услышать, значит, вы у цели. И сделайте вот что...
Семён-анчар аккуратно раздвинул ветви и стал прислушиваться. Теперь заговорил глухой. Он прислонился к стволу дерева, прикрыл глаза и улыбнулся.
- И какой же это грешник признается, что в одной из своих жизней он совершил страшное преступление и не был наказан за содеянное?
- Тут всё дело в том, что будет с ним, если он признается... – Слепой хотел было продолжить, но испугался того, что УВИДЕЛ.
- А если он признается, то во всех своих следующих жизнях ... – Замолк и глухой. Глаза мгновенно широко раскрылись. ОН СЛЫШАЛ.
Слепой и глухой переглянулись.
- НЕ МОЛЧИТЕ ТОЛЬКО! ГОВОРИТЕ! ВОТ ОН – Я! ВЫ ЖЕ МЕНЯ ИСКАЛИ!
Комментарии
Нет комментариев
