Ижевск. Второй приезд.
Так случилось, что с телевидения прибыла съёмочная группа в театр, и они сняли документальный фильм о спектакле "Материнское поле". Потом кадры из этого фильма шли, в перемежку с кадрами о сельском хозяйстве, перед сеансами художественных фильмов, как это было в "те" времена.
И вот, однажды, к нам позвонил главный режиссёр Ижевского русского драматического театра Шнейдерман Михаил Борисович, и предложил маме роль мамаши Кураж в пьесе Б,Брехта "Мамаша Кураж и её дети". Мама, как всегда, не сразу согласилась. И начались её: муки-ехать или не ехать? Быть или не быть! И, конечно, в этих муках была задействована и я. Мама всё время спрашивала совета у меня. Нашла, у кого спрашивать!
А я сразу и безоговорочно была согласна ехать! А как же! Ведь, фактически, это была моя вторая родина, и всё лучшее было связано с этим городом. Я даже чувствовала какое то лихорадочное волнение! Я представляла, как увижу всех своих, повзрослевших друзей, увижу мою маму-бабу-крёстную Ксюшу. Увижу своё родимое общежитие, наш общежитско-театральный двор, театр, гримёрки, запах Ижевска! Да-да, у Ижевска был свой запах, запах детства!
Поэтому, маме я сразу сказала-ехать! А она всё терзалась. Хотя роль мамаши Кураж, конечно, манила...Ещё бы, как я уже и говорила, на своём опыте, более сложной женской роли в мировом репертуаре, наверное, нет. Это и манило маму и, конечно, пугало...
Но всё таки, она решилась, и мы поехали. Сложностей с переездом, естественно, у нас не было. Всё та же раскладная мебель, реквизиторские ящики и тюки с одеждой. Поехали! Ура! Как я радовалась!
И вот, мы в Ижевске. Жили поначалу какое то время, в гостинице.
Конечно, в самую первую очередь, мы посетили мою крёстную, Ксюшеньку! Она жила в том же общежитиии, но её "повысли", и она жила уже в двух комнатах.
Как же она нам обрадовалась, расчувствовалась, расплакалась... Меня всё время целовала, плакала, хотя и видела меня, десятилетнюю, в Перми. Но я ведь стала девушкой, и она никак не могла на меня наглядеться, привыкнуть ко мне, уже такой большой.
Сама она мало изменилась, только чёрные волосы её поседели. Она и в дальнейшем как то мало менялась, пока совсем не стала седой. Дети её стали взрослыми, и почему то некрасивыми, на неё совсем непохожими. Сын её, Слава, стал усиленно за мной ухаживать. Это как то меня покоробило. Галя, дочь, уже вышла замуж. А Слава, как мне шепнула баба Ксюша, стал сильно пить, что потом его и сгубило.
Потом, я прошлась по общежитию, но знакомых почему то не встретила. Кто-то уехал, кто-то получил квартиру... Короче, в общежитии были незнакомые лица. Первое разочарование!
В театре тоже многое изменилось. Не было того специфического театрального запаха клея, грима и пудры. Кстати, этот запах навсегда исчез из всех театров, в которых я потом служила. Тот театр безвозвратно ушёл.
И вот, первая встреча с главным режиссёром, Шнейдерманом Михаилом Борисовичем. Очень прелюбопытная личность была. Маленький, кругленький, почти лысый, с большим носом и громким хриплым голосом. На месте усидеть он никогда не мог. Так и вижу, как он бегает, или, вернее сказать, катится по кабинету. Такой он был и в работе. Помню, как он бежал по театру, вдруг тормознулся возле зеркала, схватил свои три волосинки на голове и сказал:"Сегодня помыл голову шампунем, и ВСЕ мои волосы встали дыбом!" Я, конечно, покатилась от смеха, а Михаил Борисович стал мне вторить, ведь он именно на эту реакцию и расcчитывал!
В работе он был одержим! Так и вижу, как он бегает на репетициях по зрительному залу. То вскочит на сцену, то спрыгнет! Просто вихрь какой то, а не человек!
Естественно, забывал даже поесть. И вот, жена его, зная, что на обед он домой не придёт, приносила ему в театр банку с едой, совала ему в руки, чтобы он видел, что она ему принесла. Он так и бегал потом с этой банкой в руке, совершенно забыв о еде! И смех и грех!
По некоторым причинам, дальше я не буду называть полностью фамилий.
Так вот, жена Михаил Борисовича, Алла С. была актрисой. Намного моложе его и красавица!
Ах, какая красавица! Удивительная красота! Блондинка и, похоже, натуральная. Лицо с высокими скулами, и какие-то то поразительные, резкие и чёткие черты лица. Нет, это было лицо не ангела, но что то божественное, и в то же время, порочное, в этом лице всё таки было. О её порочности, правда, потом.
Внешность такая, что притягивала к себе все взгляды. Фигура! Ах, какая фигура, ноги от ушей, и какая то удивительная походка! Она никогда не ходила быстро, она несла себя, держа высоко свою красивую голову на длинной шее. И всегда на лице загадочная полуулыбка.
О, эта женщина знала себе цену. А какая она была талантливая актриса! Она была не жадной на роли, хоть и являлась женой главного режиссёра, играла всё, что ей давали. Что меня поразило, в театре шёл спектакль "Мария Стюарт" Шиллера, который поставил Михаил Борисович, и он даже не дал ей Марию, она там играла всего лишь фрейлину. Она не жаловалась, но, время от времени, вздыхала по этому поводу.
Мы как то сразу сдружились с этой семьёй. У них был маленький, пятилетний сынишка, Сашка, маленький оторва, который причудливо соединил в своей внешности и поведении, своих неординарных родителей. Был странным образом, похож и на мать, и на отца.
Так вот, Алла...Когда она играла главные роли (изредка), ей не было равных! По моему, она даже не понимала до конца, насколько она была одарённой! Господь щедрой рукой подарил ей всё, что нужно актрисе! А какая это была Лорна в "Золотом мальчике"! Я так и вижу её, хотя прошло столько лет! И слышу её голос, низкий, глубокий, с какой то маленькой трещинкой.
Как жалко, что она так мало играла! До сих пор не могу понять Михаил Борисрвича. Может, быть, если бы она была больше занята, у неё не было бы времени на то, что потом сгубило и её , и семью. Кто знает...
Михаил Борисович, безусловно был талантливым режиссёром, и, думаю, что счастливы были те актёры, кто с ним работал. И маме, в этом смысле повезло. Хотя характерец его!...Ох, не сахар был! Уж, как раскричится, или скажет что нибудь язвительное, убойное!... Но ему многое можно было простить за его талант и любовь к профессии и актёрам. Увы, не все режиссёры любят своих актёров!
Я сейчас ничего не рассказываю о репетициях "Мамаши Кураж", потому, что на первых порах, их ещё не было. Мама пока присматривалась к театру, актёрам, отсматривала идущий репертуар. И, конечно, самостоятельно готовилась к этой сложнейшей роли. Очень много читала, засиживалась в театральной библиотеке.
Мне бы очень хотелось описать спектакль "Мария Стюарт". Но это довольно сложно сделать по прошествии стольких лет. Однако попытаюсь вспомнить отдельные моменты, поскольку спектакль был мощный, несмотря на то, что Марию Стюарт играла актриса довольно средняя. До сих пор понять не могу, почему Михаил Борисович "видел" её в этой роли, а не свою жену. По моему, он ошибался.
А вот Елизавету играла актриса очень хорошая. Не могу сказать, что она была блистательной актрисой. Но Галина Кузьминична Кузнецова, засл.арт.УдАССР была в этой роли на месте. И внешне ей сделали замечательный грим, и она была очень похожа на портрет Елизаветы.
Кстати, совсем упустила такой момент. Ещё в первый наш приезд мои папа и мама, будучи совсем молодыми, тоже получили звания Заслуженных артистов УдАССР.
Итак, я помню момент, когда Елизавета никак не может подписать смертный приговор Марие. Кузнецова, держа в руках перо, сидела за столом перед приговором. Эта сцена была молчаливой. Это играть всегда сложно. Потом она встала, и начала ходить по сцене сначала медленно, потом всё убыстряя шаг, потом просто стала метаться по сцене...Наконец, без сил она упала возле камина, стала кутаться, словно спасаясь от холода. На самом деле её била нервная дрожь. И актриса была настолько убедительна, что я просто видела, как она дрожжала от озноба, и лишь потом начинала произносить свой монолог. Замечательная сцена!
Другая сцена была не актёрской. Там царил режиссёр. Очень сложно описать сценографию. Я хочу рассказать о сцене смерти Марии, вернее, когда она шла на смерть. Сцена, как известно, представляет из себя коробку без четвёртой стены. В глубине сцены был помост, от которого шла полукругом дорога, которая сходила на "нет" почти у самой рампы. По разные стороны этой дороги стояли верные слуги-аристократы Марии. Мария появлялась на помосте, в чёрном платье. Затем она его сбрасывала и оставалась в красном платье. Потом она медленно и величаво подходила к этой спускающейся дороге, и тогда лорды, один за другим, устилали ей дорогу своими плащами красной изнаночной стороной, крича при этом:"Королева! Королева!" И она шла медленно по этой красной, кровавой дороге, шла навстречу своей смерти! Потрясающая сцена! Даже сейчас, когда вспоминаю её, у меня мороз по коже!
Ну, вот, а дальнейшее расскажу в следующей главе.
И вот, однажды, к нам позвонил главный режиссёр Ижевского русского драматического театра Шнейдерман Михаил Борисович, и предложил маме роль мамаши Кураж в пьесе Б,Брехта "Мамаша Кураж и её дети". Мама, как всегда, не сразу согласилась. И начались её: муки-ехать или не ехать? Быть или не быть! И, конечно, в этих муках была задействована и я. Мама всё время спрашивала совета у меня. Нашла, у кого спрашивать!
А я сразу и безоговорочно была согласна ехать! А как же! Ведь, фактически, это была моя вторая родина, и всё лучшее было связано с этим городом. Я даже чувствовала какое то лихорадочное волнение! Я представляла, как увижу всех своих, повзрослевших друзей, увижу мою маму-бабу-крёстную Ксюшу. Увижу своё родимое общежитие, наш общежитско-театральный двор, театр, гримёрки, запах Ижевска! Да-да, у Ижевска был свой запах, запах детства!
Поэтому, маме я сразу сказала-ехать! А она всё терзалась. Хотя роль мамаши Кураж, конечно, манила...Ещё бы, как я уже и говорила, на своём опыте, более сложной женской роли в мировом репертуаре, наверное, нет. Это и манило маму и, конечно, пугало...
Но всё таки, она решилась, и мы поехали. Сложностей с переездом, естественно, у нас не было. Всё та же раскладная мебель, реквизиторские ящики и тюки с одеждой. Поехали! Ура! Как я радовалась!
И вот, мы в Ижевске. Жили поначалу какое то время, в гостинице.
Конечно, в самую первую очередь, мы посетили мою крёстную, Ксюшеньку! Она жила в том же общежитиии, но её "повысли", и она жила уже в двух комнатах.
Как же она нам обрадовалась, расчувствовалась, расплакалась... Меня всё время целовала, плакала, хотя и видела меня, десятилетнюю, в Перми. Но я ведь стала девушкой, и она никак не могла на меня наглядеться, привыкнуть ко мне, уже такой большой.
Сама она мало изменилась, только чёрные волосы её поседели. Она и в дальнейшем как то мало менялась, пока совсем не стала седой. Дети её стали взрослыми, и почему то некрасивыми, на неё совсем непохожими. Сын её, Слава, стал усиленно за мной ухаживать. Это как то меня покоробило. Галя, дочь, уже вышла замуж. А Слава, как мне шепнула баба Ксюша, стал сильно пить, что потом его и сгубило.
Потом, я прошлась по общежитию, но знакомых почему то не встретила. Кто-то уехал, кто-то получил квартиру... Короче, в общежитии были незнакомые лица. Первое разочарование!
В театре тоже многое изменилось. Не было того специфического театрального запаха клея, грима и пудры. Кстати, этот запах навсегда исчез из всех театров, в которых я потом служила. Тот театр безвозвратно ушёл.
И вот, первая встреча с главным режиссёром, Шнейдерманом Михаилом Борисовичем. Очень прелюбопытная личность была. Маленький, кругленький, почти лысый, с большим носом и громким хриплым голосом. На месте усидеть он никогда не мог. Так и вижу, как он бегает, или, вернее сказать, катится по кабинету. Такой он был и в работе. Помню, как он бежал по театру, вдруг тормознулся возле зеркала, схватил свои три волосинки на голове и сказал:"Сегодня помыл голову шампунем, и ВСЕ мои волосы встали дыбом!" Я, конечно, покатилась от смеха, а Михаил Борисович стал мне вторить, ведь он именно на эту реакцию и расcчитывал!
В работе он был одержим! Так и вижу, как он бегает на репетициях по зрительному залу. То вскочит на сцену, то спрыгнет! Просто вихрь какой то, а не человек!
Естественно, забывал даже поесть. И вот, жена его, зная, что на обед он домой не придёт, приносила ему в театр банку с едой, совала ему в руки, чтобы он видел, что она ему принесла. Он так и бегал потом с этой банкой в руке, совершенно забыв о еде! И смех и грех!
По некоторым причинам, дальше я не буду называть полностью фамилий.
Так вот, жена Михаил Борисовича, Алла С. была актрисой. Намного моложе его и красавица!
Ах, какая красавица! Удивительная красота! Блондинка и, похоже, натуральная. Лицо с высокими скулами, и какие-то то поразительные, резкие и чёткие черты лица. Нет, это было лицо не ангела, но что то божественное, и в то же время, порочное, в этом лице всё таки было. О её порочности, правда, потом.
Внешность такая, что притягивала к себе все взгляды. Фигура! Ах, какая фигура, ноги от ушей, и какая то удивительная походка! Она никогда не ходила быстро, она несла себя, держа высоко свою красивую голову на длинной шее. И всегда на лице загадочная полуулыбка.
О, эта женщина знала себе цену. А какая она была талантливая актриса! Она была не жадной на роли, хоть и являлась женой главного режиссёра, играла всё, что ей давали. Что меня поразило, в театре шёл спектакль "Мария Стюарт" Шиллера, который поставил Михаил Борисович, и он даже не дал ей Марию, она там играла всего лишь фрейлину. Она не жаловалась, но, время от времени, вздыхала по этому поводу.
Мы как то сразу сдружились с этой семьёй. У них был маленький, пятилетний сынишка, Сашка, маленький оторва, который причудливо соединил в своей внешности и поведении, своих неординарных родителей. Был странным образом, похож и на мать, и на отца.
Так вот, Алла...Когда она играла главные роли (изредка), ей не было равных! По моему, она даже не понимала до конца, насколько она была одарённой! Господь щедрой рукой подарил ей всё, что нужно актрисе! А какая это была Лорна в "Золотом мальчике"! Я так и вижу её, хотя прошло столько лет! И слышу её голос, низкий, глубокий, с какой то маленькой трещинкой.
Как жалко, что она так мало играла! До сих пор не могу понять Михаил Борисрвича. Может, быть, если бы она была больше занята, у неё не было бы времени на то, что потом сгубило и её , и семью. Кто знает...
Михаил Борисович, безусловно был талантливым режиссёром, и, думаю, что счастливы были те актёры, кто с ним работал. И маме, в этом смысле повезло. Хотя характерец его!...Ох, не сахар был! Уж, как раскричится, или скажет что нибудь язвительное, убойное!... Но ему многое можно было простить за его талант и любовь к профессии и актёрам. Увы, не все режиссёры любят своих актёров!
Я сейчас ничего не рассказываю о репетициях "Мамаши Кураж", потому, что на первых порах, их ещё не было. Мама пока присматривалась к театру, актёрам, отсматривала идущий репертуар. И, конечно, самостоятельно готовилась к этой сложнейшей роли. Очень много читала, засиживалась в театральной библиотеке.
Мне бы очень хотелось описать спектакль "Мария Стюарт". Но это довольно сложно сделать по прошествии стольких лет. Однако попытаюсь вспомнить отдельные моменты, поскольку спектакль был мощный, несмотря на то, что Марию Стюарт играла актриса довольно средняя. До сих пор понять не могу, почему Михаил Борисович "видел" её в этой роли, а не свою жену. По моему, он ошибался.
А вот Елизавету играла актриса очень хорошая. Не могу сказать, что она была блистательной актрисой. Но Галина Кузьминична Кузнецова, засл.арт.УдАССР была в этой роли на месте. И внешне ей сделали замечательный грим, и она была очень похожа на портрет Елизаветы.
Кстати, совсем упустила такой момент. Ещё в первый наш приезд мои папа и мама, будучи совсем молодыми, тоже получили звания Заслуженных артистов УдАССР.
Итак, я помню момент, когда Елизавета никак не может подписать смертный приговор Марие. Кузнецова, держа в руках перо, сидела за столом перед приговором. Эта сцена была молчаливой. Это играть всегда сложно. Потом она встала, и начала ходить по сцене сначала медленно, потом всё убыстряя шаг, потом просто стала метаться по сцене...Наконец, без сил она упала возле камина, стала кутаться, словно спасаясь от холода. На самом деле её била нервная дрожь. И актриса была настолько убедительна, что я просто видела, как она дрожжала от озноба, и лишь потом начинала произносить свой монолог. Замечательная сцена!
Другая сцена была не актёрской. Там царил режиссёр. Очень сложно описать сценографию. Я хочу рассказать о сцене смерти Марии, вернее, когда она шла на смерть. Сцена, как известно, представляет из себя коробку без четвёртой стены. В глубине сцены был помост, от которого шла полукругом дорога, которая сходила на "нет" почти у самой рампы. По разные стороны этой дороги стояли верные слуги-аристократы Марии. Мария появлялась на помосте, в чёрном платье. Затем она его сбрасывала и оставалась в красном платье. Потом она медленно и величаво подходила к этой спускающейся дороге, и тогда лорды, один за другим, устилали ей дорогу своими плащами красной изнаночной стороной, крича при этом:"Королева! Королева!" И она шла медленно по этой красной, кровавой дороге, шла навстречу своей смерти! Потрясающая сцена! Даже сейчас, когда вспоминаю её, у меня мороз по коже!
Ну, вот, а дальнейшее расскажу в следующей главе.
Comments
Нет комментариев
Leave comment
Эта запись закрыта для добавления комментарив.