Мария - о.Спиридону
Прочитала я, отче, статью Чудновцева, спасибо. Советую всем её прочитать. Познавательная статья, несколько длинная, правда, может быть, для меня, поскольку я и так многое знала из того, что он пишет. Я не стану её комментировать. Но скажу только, что, какое счастье, что мы сейчас не испытываем тех гонений, которым подвергались актёры других эпох. Но отношение к актёрству тянется, безусловно, с языческих времён, как шлейф и доныне, как это ни обидно.
Язычество, и прежде всего, язычество является превалирующей основой нелюбви церкви к лицедейству, а дальше, когда идолопоклонство отошло в Лету, нелюбовь устоялась и лишь подгонялась под время. Псалом Давида:..."блажен муж, иже не идёт на совет нечестивых и на пути грешных не ста, а на седалище губителей не седе," конечно, не имеет никакого отношения к театру, тогда и театров то не было. Это тенденция Тертуллиана увидеть неувидимое, слишком велика была его ненависть к актёрству и тому были причины. Я, конечно буду отстаивать свою позицию, что истинное театральное искусство высоконравственно, и тому подтверждение (из той же статьи) высказывание протестанского епископа Мартенсена:"Театр тем более, чем всякое другое учреждение в государстве, есть школа практической мудрости, указка для жизни, ключ к человеческой душе, которая здесь раскрывает свои глубочайшие тайны". А позиция Гоголя мне просто близка, не знаю, за что на него обрушился Белинский, наверно и вправду, что то личное. И о, бедная Вера Фёдоровна Комиссаржевская! Она никак не заслуживала подобной участи! В данном, случае, это была отдельная роковая ошибка Гермогена , а никак не, в целом, церкви!
Батюшка, вы говорите, что ваше отношение к актёрству нейтрально. Мы всё таки, не будем говорить о кино, поскольку это искусство массовое и оно доступно всем, а в театр приходят не все, в основном, любители театра, или случайно забредшие, такова сегодняшняя неутешительная ситуация. Правда в мегаполисах всё немного по другому, там зритель более продвинутый, у них интерес к театру пока не угас. А вот в провинциальных городах всё намного сложнее. Об это мы пока не будем говорить, это отдельная тема. Меня беспокоит другое. Вы сами посещали, хотя бы один спектакль, были ли в театре, видели актёров вживую? Если же нет, тогда ваше нейтральное отношение носит чисто теоретический характер. Если вы знакомились с темой подробно, то, наверно, заметили, что задавалось масса очень серьёзных вопросов, глубоких, жизненно важных для нас, на которые мы сами себе же и отвечали. А это, как бы "игра в одни ворота". Потому мы и позвали вас, за что я вам благодарна, поскольку ни один из священнослужителей не заинтересовался пока нами, хотя название темы и предполагает общение именно со священниками. И насчёт ряженных. Как пример. Пьеса "Ромео и Джульетта", в ней большую роль играет священник, он по сути завязан в интриге. Как же без него обойтись? Тогда и пьеса потеряет всякий смысл! То же можно сказать и о наших русских пьесах. Мой духовник бывает в театре, и мы с ним обсуждаем спектакли, однако, он никогда не высказывал своего чёткого отношения к театру, может, не хотел меня обидеть, а может ещё и сам не разобрался. Но он, во всяком случае, бывает в театре, и у него есть повод подумать и разобраться в своём отношении к лицедейству.А так получается, что вам с нами не о чем говорить.
На это батюшка пока промолчал. Но ясно, что он, будучи монахом, вряд ли посещал театр.
Язычество, и прежде всего, язычество является превалирующей основой нелюбви церкви к лицедейству, а дальше, когда идолопоклонство отошло в Лету, нелюбовь устоялась и лишь подгонялась под время. Псалом Давида:..."блажен муж, иже не идёт на совет нечестивых и на пути грешных не ста, а на седалище губителей не седе," конечно, не имеет никакого отношения к театру, тогда и театров то не было. Это тенденция Тертуллиана увидеть неувидимое, слишком велика была его ненависть к актёрству и тому были причины. Я, конечно буду отстаивать свою позицию, что истинное театральное искусство высоконравственно, и тому подтверждение (из той же статьи) высказывание протестанского епископа Мартенсена:"Театр тем более, чем всякое другое учреждение в государстве, есть школа практической мудрости, указка для жизни, ключ к человеческой душе, которая здесь раскрывает свои глубочайшие тайны". А позиция Гоголя мне просто близка, не знаю, за что на него обрушился Белинский, наверно и вправду, что то личное. И о, бедная Вера Фёдоровна Комиссаржевская! Она никак не заслуживала подобной участи! В данном, случае, это была отдельная роковая ошибка Гермогена , а никак не, в целом, церкви!
Батюшка, вы говорите, что ваше отношение к актёрству нейтрально. Мы всё таки, не будем говорить о кино, поскольку это искусство массовое и оно доступно всем, а в театр приходят не все, в основном, любители театра, или случайно забредшие, такова сегодняшняя неутешительная ситуация. Правда в мегаполисах всё немного по другому, там зритель более продвинутый, у них интерес к театру пока не угас. А вот в провинциальных городах всё намного сложнее. Об это мы пока не будем говорить, это отдельная тема. Меня беспокоит другое. Вы сами посещали, хотя бы один спектакль, были ли в театре, видели актёров вживую? Если же нет, тогда ваше нейтральное отношение носит чисто теоретический характер. Если вы знакомились с темой подробно, то, наверно, заметили, что задавалось масса очень серьёзных вопросов, глубоких, жизненно важных для нас, на которые мы сами себе же и отвечали. А это, как бы "игра в одни ворота". Потому мы и позвали вас, за что я вам благодарна, поскольку ни один из священнослужителей не заинтересовался пока нами, хотя название темы и предполагает общение именно со священниками. И насчёт ряженных. Как пример. Пьеса "Ромео и Джульетта", в ней большую роль играет священник, он по сути завязан в интриге. Как же без него обойтись? Тогда и пьеса потеряет всякий смысл! То же можно сказать и о наших русских пьесах. Мой духовник бывает в театре, и мы с ним обсуждаем спектакли, однако, он никогда не высказывал своего чёткого отношения к театру, может, не хотел меня обидеть, а может ещё и сам не разобрался. Но он, во всяком случае, бывает в театре, и у него есть повод подумать и разобраться в своём отношении к лицедейству.А так получается, что вам с нами не о чем говорить.
На это батюшка пока промолчал. Но ясно, что он, будучи монахом, вряд ли посещал театр.
Comments
Мария, посмотрите, что священник Константин Кравцов написал, это и на творчество актера экстрапалируется:
О "критериях"
Иисус Христос, если отнести Его высказывания к какому-то из художественных течений прошлого века, был поэтом-экспрессионистом. При этом – лириком: «Посмотрите на полевые лилии». О. Андрей тут додумался противопоставить эти самые лилии произведениям искусства как нечто совершенное – ущербному (http://iereys.livejournal.c... и след.). Так вот, дорогой Андрюша, совершенное художественное произведение – та же самая лилия, выращенная Творцом, но не без участия человека, что, между прочим, делает ее куда более ценной, чем трава полевая. И неужели ты думаешь, что Тот, кто любовался лилиями не залюбовался бы, скажем, Рембрандтом, не заслушался бы Моцартом, не зачитался Пушкиным? Видящий красоту видит ее во всем. И если чему-то учит, говоря о лилиях, то именно видеть ее, освободив для нее место в себе от суеты сует и всяческой суеты. Учит, иначе говоря, быть поэтом, а не только погруженным в повседневные заботы обывателем. Это, по-моему, настолько очевидно из евангельского текста, что не нуждается в доказательствах. Полевой цветок отличается от совершенного художественного творения тем, что первый относится к виду, второй – к личности, первый эфемерен, второй – вечен, даже если «земля и все дела на ней сгорят» вместе со всеми музеями, библиотеками и консерваториями. А по поводу того, что художники-де часто аморальны, спрошу тебя: чем отличаются, если отличаются, Верлен или Мусоргский от любого из известных тебе алкашей, не написавших ни строки и не знающих нотной грамоты? А отличаются они прежде всего тем, что для Верлена и Мусоргского их пьянство – одно из средств для создания их произведений, тогда как дядя Вася пьет только для того, чтобы напиться. Алкоголики, говоришь, Царства Божия не наследуют? Но Верлен не только алкоголик, но и – прежде всего – поэт, а вот о поэтах по этому поводу ничего не сказано. Не сказано, впрочем и о том, что гениальные творения есть пропуск в рай, но давай разберемся, что такое рай и что такое гениальное творение, за которое будто бы многое, а то и все простится. Во-первых сама такая постановка вопроса – простится Пушкину, например, за его «Я помню чудное мгновение» его распутство или нет – сама по себе неверна и вредна, как и всякий юридизм в таких вещах. Рай не награда, точно также как ад – не наказание. И то, и другое – свободно выбрано самим человеком местопребывания его «сердца» уже здесь и сейчас: «где сокровище ваше, там и сердце ваше». Так вот, поэт выбирает поэзию, которая для него и есть рай, и есть Царство – когда он пишет, т.е., как Павел, слышит неизреченные глаголы, будучи восхищен до третьего неба. И за это он отдаст все, в том числе и «спасение души» (как Павел готов был отдать его за то, чтобы его соплеменники уверовали бы во Христа), и умрет под забором как пес, хотя умирать под забором вовсе и не обязательно: можно быть вполне «как все», при этом ставя превыше всего эти «глаголы» и относясь с отстраненным почтением или даже безразличием ко всему тому, что почитается за высшие ценности в мире сем. За это именно Платон и предполагал изгнать поэтов из своего идеального, не предусматривавшего никакой тайной свободы, города, который выдавливает из себя поэта и без Платона – просто как инородное тело. Вот и Спаситель умер вне стен Града, приговоренный благочестивыми моралистами, превыше всего ставивших, как Кант, Закон – внутри нас и над нами, т.е. понятную им логику. Вызывающе вопиющий перформанс в Храме, застолья с отребьем, пренебрежение такими святыней как суббота и ритуальная чистота, за что отдавали жизни предки при Птоломее, богохульные слова, которые мог произносить только бесноватый – все это, мягко говоря, слишком не вписывались ни в этику, ни в эстетику тогдашнего «чувства прекрасного», сиречь «религиозного чувства», оно же и морально-религиозное, патриотическое, человеческое, наконец; все это представляли явную угрозу «обществу», было для него не только бесполезным, как полевые лилии, но и вредным, причем самым вредным из всего, что могло ему повредить: было «соблазном». В общем, можно долго говорить на эту тему, но на сегодня, пожалуй, и этого достаточно.
О "критериях"
Иисус Христос, если отнести Его высказывания к какому-то из художественных течений прошлого века, был поэтом-экспрессионистом. При этом – лириком: «Посмотрите на полевые лилии». О. Андрей тут додумался противопоставить эти самые лилии произведениям искусства как нечто совершенное – ущербному (http://iereys.livejournal.c... и след.). Так вот, дорогой Андрюша, совершенное художественное произведение – та же самая лилия, выращенная Творцом, но не без участия человека, что, между прочим, делает ее куда более ценной, чем трава полевая. И неужели ты думаешь, что Тот, кто любовался лилиями не залюбовался бы, скажем, Рембрандтом, не заслушался бы Моцартом, не зачитался Пушкиным? Видящий красоту видит ее во всем. И если чему-то учит, говоря о лилиях, то именно видеть ее, освободив для нее место в себе от суеты сует и всяческой суеты. Учит, иначе говоря, быть поэтом, а не только погруженным в повседневные заботы обывателем. Это, по-моему, настолько очевидно из евангельского текста, что не нуждается в доказательствах. Полевой цветок отличается от совершенного художественного творения тем, что первый относится к виду, второй – к личности, первый эфемерен, второй – вечен, даже если «земля и все дела на ней сгорят» вместе со всеми музеями, библиотеками и консерваториями. А по поводу того, что художники-де часто аморальны, спрошу тебя: чем отличаются, если отличаются, Верлен или Мусоргский от любого из известных тебе алкашей, не написавших ни строки и не знающих нотной грамоты? А отличаются они прежде всего тем, что для Верлена и Мусоргского их пьянство – одно из средств для создания их произведений, тогда как дядя Вася пьет только для того, чтобы напиться. Алкоголики, говоришь, Царства Божия не наследуют? Но Верлен не только алкоголик, но и – прежде всего – поэт, а вот о поэтах по этому поводу ничего не сказано. Не сказано, впрочем и о том, что гениальные творения есть пропуск в рай, но давай разберемся, что такое рай и что такое гениальное творение, за которое будто бы многое, а то и все простится. Во-первых сама такая постановка вопроса – простится Пушкину, например, за его «Я помню чудное мгновение» его распутство или нет – сама по себе неверна и вредна, как и всякий юридизм в таких вещах. Рай не награда, точно также как ад – не наказание. И то, и другое – свободно выбрано самим человеком местопребывания его «сердца» уже здесь и сейчас: «где сокровище ваше, там и сердце ваше». Так вот, поэт выбирает поэзию, которая для него и есть рай, и есть Царство – когда он пишет, т.е., как Павел, слышит неизреченные глаголы, будучи восхищен до третьего неба. И за это он отдаст все, в том числе и «спасение души» (как Павел готов был отдать его за то, чтобы его соплеменники уверовали бы во Христа), и умрет под забором как пес, хотя умирать под забором вовсе и не обязательно: можно быть вполне «как все», при этом ставя превыше всего эти «глаголы» и относясь с отстраненным почтением или даже безразличием ко всему тому, что почитается за высшие ценности в мире сем. За это именно Платон и предполагал изгнать поэтов из своего идеального, не предусматривавшего никакой тайной свободы, города, который выдавливает из себя поэта и без Платона – просто как инородное тело. Вот и Спаситель умер вне стен Града, приговоренный благочестивыми моралистами, превыше всего ставивших, как Кант, Закон – внутри нас и над нами, т.е. понятную им логику. Вызывающе вопиющий перформанс в Храме, застолья с отребьем, пренебрежение такими святыней как суббота и ритуальная чистота, за что отдавали жизни предки при Птоломее, богохульные слова, которые мог произносить только бесноватый – все это, мягко говоря, слишком не вписывались ни в этику, ни в эстетику тогдашнего «чувства прекрасного», сиречь «религиозного чувства», оно же и морально-религиозное, патриотическое, человеческое, наконец; все это представляли явную угрозу «обществу», было для него не только бесполезным, как полевые лилии, но и вредным, причем самым вредным из всего, что могло ему повредить: было «соблазном». В общем, можно долго говорить на эту тему, но на сегодня, пожалуй, и этого достаточно.
И еще...
единственные претензии, которые могут быть предъявлены художнику как художнику - это претензии исключительно к форме, стилистике, которые и есть содержание. Претензии только эстетического порядка, но никак не этического, предъявляемые человеку как социальной единице. Заключать что бы то ни было о человеке на основании того, что он пишет, например, о его духовном состоянии, образе жизни, нравственности, не говоря уж о том, чтобы предвосхищать Суд и отправлять его в ад, - просто неадекватная совковая практика статей-доносов и мышления, целиком и полностью обусловленного идеологией. А последняя бывает и религиозной, как известно, не только коммунистической. Гордыня там или не гордыня, еще ли что померещилось - взглянул и помолись, а Бог рассудит, как рекомендовал Вийон в переводе Эренбурга. Будь благодарен художнику за то, что он открыл, если тебе что-то приоткрылось, если ты способен на благодарность, а если уж не терпится всех построить, то строй тех, кто тебя сам об этом попросит - для шествия на коммунистический ли субботник или в Царство Небесное. Поэт, повторяю, ни перед кем не подотчетен как поэт кроме как перед Поэтом, давшим ему талант с надеждой, что тот пустит его в рост. Впрочем, есть, вероятно, и уважительные причины для того, чтобы отказаться от этого дара ради какого-то более понятного поприща. Но почему-то такая жертва, ради чего бы она ни была принесена, как-то не слишком радует...
единственные претензии, которые могут быть предъявлены художнику как художнику - это претензии исключительно к форме, стилистике, которые и есть содержание. Претензии только эстетического порядка, но никак не этического, предъявляемые человеку как социальной единице. Заключать что бы то ни было о человеке на основании того, что он пишет, например, о его духовном состоянии, образе жизни, нравственности, не говоря уж о том, чтобы предвосхищать Суд и отправлять его в ад, - просто неадекватная совковая практика статей-доносов и мышления, целиком и полностью обусловленного идеологией. А последняя бывает и религиозной, как известно, не только коммунистической. Гордыня там или не гордыня, еще ли что померещилось - взглянул и помолись, а Бог рассудит, как рекомендовал Вийон в переводе Эренбурга. Будь благодарен художнику за то, что он открыл, если тебе что-то приоткрылось, если ты способен на благодарность, а если уж не терпится всех построить, то строй тех, кто тебя сам об этом попросит - для шествия на коммунистический ли субботник или в Царство Небесное. Поэт, повторяю, ни перед кем не подотчетен как поэт кроме как перед Поэтом, давшим ему талант с надеждой, что тот пустит его в рост. Впрочем, есть, вероятно, и уважительные причины для того, чтобы отказаться от этого дара ради какого-то более понятного поприща. Но почему-то такая жертва, ради чего бы она ни была принесена, как-то не слишком радует...
И потом...
ставить поэзию ниже чего бы то ни было - значит просто видеть в ней не более чем один из видов человеческой деятельности, тогда как если верить поэтам, говорившим раньше о Музе, вдохновении, а теперь о языке, человеческой деятельностью она является лишь постольку поскольку. Есть другая крайность, типичная для народа-богоносца: видеть в поэте некий мегафон в руце Божией, но я вот, например, не знаю ни одного стихотворца, который, положа руку на сердце, признается, что он - не он, а именно мегафон Господень. Так что же такое поэзия? Никакое определение здесь невозможно в принципе, но как-то очертить все же попытаюсь, иначе все это разговоры в пользу бедных. Так вот. Мне вспоминается, как на 1 курсе Пуханов поразил меня таким четверостишьем - цитирую по памяти, но, надеюсь, не слишком ошибаюсь:
Чем больше в полях высыхало колодцев,
тем меньше боялся я жажды и зноя,
тем больше любил я безумных уродцев,
прозвавших поэзию влагой земною.
В общем, поэзия - для уродцев - то, что поддерживает жизнь, когда поддержать ее нечем: все колодцы высохли или вода в них не та, что жажду утоляет, если вообще не травит. И кроме того, это нечто такое, что обезображивает, а значит и само не соответствует общепринятым представлениям о красоте и уме, то есть какая-то специфическая красота и ум, что вообще-то одно и то же, ведь только умную красоту можно назвать красотой. Короче, некое малопривлекательное, но соблазнительное безумие, которому ум - умный ум, ум, всеми признанный за ум, - отводит некую резервацию, куда белые люди ездят отдохнуть и посмотреть на экзотические головные уборы из перьев. Однако случается при этом, что вроде бы один из неглупых белых людей, более того - сделавший из своего умного ума профессию и даже получивший всемирную известность как мыслитель начинает присматриваться к безумным уродцам, пробовать на вкус их влагу и заявлять, что только в ней-то, в ней одной и открывается истина, точнее, истина - бытие - раскрывает себя только через эту влагу, если вообще раскрывает. Язык - это единственное, что говорит, - провозглашает философ, - язык - это дом бытия. Понимает ли он что-нибудь в бытии или нет - отдельный вопрос, но попробуем встать на его точку зрения. Если язык (а поэзия - его квинтессенция, очищенная от случайных примесей) дом, то бытие есть нечто живое (мертвому дом ни к чему) - это первое. Второе: разумно ли это живое, или - что то же- личностно ли и свободно ли оно или над ним тяготеет некий закон без Законодателя, некая детерминирующая его безличная сила? Есть, как известно, два варианта ответа, оба недоказуемы и потому, полагаю, мы вольны выбирать: либо бытие, либо Бытие как Жизнь и Жизнь как общение Лиц. Вторая модель меня более интригует, тогда как первая представляется... но неважно. Допустим, что "кругом, возможно, Бог", тогда язык - и прежде всего поэзия - есть местопребывание Свободы, так как Свобода в Боге предшествует Природе и Бог, если есть, есть единственно потому, что хочет быть, а не потому, что не быть не может. Можно было бы сказать в духе отжившей поэтики, что поэзия есть Храм, если б это не было непростительной высокопарностью. Так что оставим этот славянизм и скажем по-русски: дом, очаг, выстроенный Строителем, взыскавшим человеческого тепла. Не потому, разумеется, что Он в нем нуждается, а потому, что так Ему захотелось, а тут Он -хозяин-барин. Кто Ему будет предписывать, что Ему хотеть, а что нет? Хотя - есть такие. Сколько угодно... Ну, а уродцы - точнее, лишь самые уродливые и безумные из них - это те самые работники, которых Он нанимает, обещая каждому по динарию. И предоставляя полную свободу. Лишь изредка подсказывая, куда положить бревно, что они, безумцы, и называют промеж собой вдохновением, языком etc
ставить поэзию ниже чего бы то ни было - значит просто видеть в ней не более чем один из видов человеческой деятельности, тогда как если верить поэтам, говорившим раньше о Музе, вдохновении, а теперь о языке, человеческой деятельностью она является лишь постольку поскольку. Есть другая крайность, типичная для народа-богоносца: видеть в поэте некий мегафон в руце Божией, но я вот, например, не знаю ни одного стихотворца, который, положа руку на сердце, признается, что он - не он, а именно мегафон Господень. Так что же такое поэзия? Никакое определение здесь невозможно в принципе, но как-то очертить все же попытаюсь, иначе все это разговоры в пользу бедных. Так вот. Мне вспоминается, как на 1 курсе Пуханов поразил меня таким четверостишьем - цитирую по памяти, но, надеюсь, не слишком ошибаюсь:
Чем больше в полях высыхало колодцев,
тем меньше боялся я жажды и зноя,
тем больше любил я безумных уродцев,
прозвавших поэзию влагой земною.
В общем, поэзия - для уродцев - то, что поддерживает жизнь, когда поддержать ее нечем: все колодцы высохли или вода в них не та, что жажду утоляет, если вообще не травит. И кроме того, это нечто такое, что обезображивает, а значит и само не соответствует общепринятым представлениям о красоте и уме, то есть какая-то специфическая красота и ум, что вообще-то одно и то же, ведь только умную красоту можно назвать красотой. Короче, некое малопривлекательное, но соблазнительное безумие, которому ум - умный ум, ум, всеми признанный за ум, - отводит некую резервацию, куда белые люди ездят отдохнуть и посмотреть на экзотические головные уборы из перьев. Однако случается при этом, что вроде бы один из неглупых белых людей, более того - сделавший из своего умного ума профессию и даже получивший всемирную известность как мыслитель начинает присматриваться к безумным уродцам, пробовать на вкус их влагу и заявлять, что только в ней-то, в ней одной и открывается истина, точнее, истина - бытие - раскрывает себя только через эту влагу, если вообще раскрывает. Язык - это единственное, что говорит, - провозглашает философ, - язык - это дом бытия. Понимает ли он что-нибудь в бытии или нет - отдельный вопрос, но попробуем встать на его точку зрения. Если язык (а поэзия - его квинтессенция, очищенная от случайных примесей) дом, то бытие есть нечто живое (мертвому дом ни к чему) - это первое. Второе: разумно ли это живое, или - что то же- личностно ли и свободно ли оно или над ним тяготеет некий закон без Законодателя, некая детерминирующая его безличная сила? Есть, как известно, два варианта ответа, оба недоказуемы и потому, полагаю, мы вольны выбирать: либо бытие, либо Бытие как Жизнь и Жизнь как общение Лиц. Вторая модель меня более интригует, тогда как первая представляется... но неважно. Допустим, что "кругом, возможно, Бог", тогда язык - и прежде всего поэзия - есть местопребывание Свободы, так как Свобода в Боге предшествует Природе и Бог, если есть, есть единственно потому, что хочет быть, а не потому, что не быть не может. Можно было бы сказать в духе отжившей поэтики, что поэзия есть Храм, если б это не было непростительной высокопарностью. Так что оставим этот славянизм и скажем по-русски: дом, очаг, выстроенный Строителем, взыскавшим человеческого тепла. Не потому, разумеется, что Он в нем нуждается, а потому, что так Ему захотелось, а тут Он -хозяин-барин. Кто Ему будет предписывать, что Ему хотеть, а что нет? Хотя - есть такие. Сколько угодно... Ну, а уродцы - точнее, лишь самые уродливые и безумные из них - это те самые работники, которых Он нанимает, обещая каждому по динарию. И предоставляя полную свободу. Лишь изредка подсказывая, куда положить бревно, что они, безумцы, и называют промеж собой вдохновением, языком etc
Нда...УмнО, даже слишком...Однако, какой замечательный батюшка! Пожалуй, я таких, мыслящих весьма нетривиально, если иметь в виду, что человек то этот в рясе, пожалуй и не встечала! Вот, за что я люблю Акафист "Слава Богу за всё". Этот Акафист не похож ни на один из Акафистов!
Leave comment
Эта запись закрыта для добавления комментарив.