Не надо «ля»

Всё. Долой формализм! Никаких признаний! Ни Ваших, ни моих. Я уже много раз ловил себя на мысли, что после всяких признаний наступает пустота. Будто выставили на аукцион душу и продают её по частям. А не ровен час дьявол решит всё сразу скупить, с ценой не считаясь? Что тогда?

 Тьфу-тьфу, господа!

 Я просто вспомнил два стихотворных откровения, которые пронёс через всю свою жизнь. Бывает так, когда стихи или только строчка, становятся какой-то формулой, катализатором, мерилом. И ты уже не можешь, да и не хочешь, от них освобождаться, потому что с ними душа покойна. Эти строчки всплывают ровно тогда, когда без них не обойтись...

 ...Уже не помню, когда и где прочитал:

 ...А я устал. За мною столько лестниц!

 Я пережил ту верную межу,

 Когда все мысли сходятся на песне,

 Какой, должно быть, вовсе не сложу...

 И автора не помню. Но каждый раз, размышляя о творчестве, о таинстве стиха, вспоминаю эти строки. И пытаюсь представить себе поэта, мрачную комнату, потёртое кресло, в котором он застыл, уставившись в какую-то точку. Печаль его хочу разглядеть на лице, чтобы не пропуститьотчаянную вспышку, озарение, рождение поэзии...

 Но мне обычно и этого становится мало. Я рисую его портрет. Точнее хочу понять, что мне напоминает такой полный отчаяния и безысходности человек. И почти всегда перед глазами возникает "Христос в пустыне" Крамского. Я очень люблю эту картину, потому что здесь человеческого больше, чем божественного...

 Иногда после всех этих размышлений меня "отпускает". Иногда сам начинаю что-то писать. А строчки не известного мне поэта продолжают жить в другом измерении с другим человеком, случайно натолкнувшимся на них...

 ***

 Я начал с души. Для меня это слово всегда синонимично слову "любовь". Потому что есть такая история любви.

 Уже достаточно давно, в начале 70-х, когда я служил в Советской Армии, меня, как и многих солдат, грели письма от близких и любимых. Такие письма значили больше, чем просто привет от кого-то . Ведь где-то очень далеко меня ждала любимая. Конечно, ждала! Если я готов терпеть унижения, переносить, стискивая зубы, трудности воинской службы, чтобы два года пролетели как можно быстрее, то, ей в нашем Питере было легче. Так я думал и чувствовал.

 А в одном из писем было ещё не читанное никогда стихотворение Николая Заболоцкого:

Посредине панели

Я заметил у ног

В лепестках акварели

Полумертвый цветок.

Он лежал без движенья

В белом сумраке дня,

Как твое отраженье

На душе у меня.

1957

 Я его не "расшифровывал", не проникал в его суть, не искал в библиотеке стихов Заболоцкого, чтобы понять, почему именно это стихотворение прислала мне любимая. Скажите, ну, разве может любимая прислать мне стихи НЕ О НАШЕЙ ЛЮБВИ?..

 А я продолжал писать ей. И два года пролетели быстро. И приехал я не домой, а сразу к ней. Наверное, с горящими глазами...

 А оказалось – ОТРАЖЕНИЕ... На её душе...