Аварийное освещение
…или мальчик косой с металлической трубкой во рту
А. Еременко
Смотрит на лилии полевой командир
Или на заросли снега на стеклах подросток
Смотрит и видит: желтком из яйца вытекает в лагуну
Купальщиц, купальщиков сонм – в голубую лагуну
Из мирового яйца, и вокруг акватории – белые единороги,
Сидят пеликаны на спинах, приютские дети
Сбивают из лука плоды на скаку или летучую рыбу
Бьют острогой в изумруде воздушных потоков,
И смотрит на лилии полевой командир, на заводное
Потешное войско под земляничиной дикой:
Все наги и не стыдятся, и птицы небесные
Не умещаются в небе, гады морские, олени и зайцы
Теснятся в проходах, крутится-вертится шар голубой
Иеронима Ван Акена – визионера
Из лебединого братства Пречистой
Девы Марии, изобретателя мины-игрушки, он говорит:
Мы умерли все, а теперь – дискотека!
Что тебе снится, электрик Петров? Не сады ли
Земных наслаждений? Сегодня –
Ночь длинных ножей, пробивающих детям погибели
Пах и ладони, ночь новых соцветий, взгляните:
Свились на морозе морские коньки,
Подо льдом распускаются люминесцентные лампы,
Блестят позвонки, поплавки,
Шкура Марсия, не облака, шкура Марсия
Льется над судным ночным медосмотром, но вот –
Вот трава полевая, вот лилии у Царских врат, островки
Света ороговевшего, так посмотрите:
Сегодня они еще здесь, в поле вашего зрения, завтра –
Завтра разнорабочий Иван их ввергнет
В контейнер для мусора – разнорабочий Иван,
Что тоже наследовал Царство, глядя на них, забывая
Свое Приднестровье, котельную, весь этот джаз,
Акваторию с единорогами, незагорелую кожу
Цвета пелён твоих, Лазарь, лилий на солее,
У которой столпились приютские дети,
Но что там за солнце встает,
Что за люди вставать и не думают?
Птицы ли их поклевали, цветок ли пожрал их какой?
Только дым коромыслом над прорубью, только каток
И скворец-конькобежец во свете прожектора,
Но посмотрите: ныряет за жемчугом
Мальчик косой с металлической трубкой во рту
Престол за 101-м километром
Аистов гнезда на старых
Водонапорных башнях,
Ястребы на проводах вдоль дороги,
Совы, взлетающие из-под фар,
Бородинское поле поблизости, осень,
В стрельчатых окнах – Можайское водохранилище,
Праздник, на 1000$ роз без числа
И геральдических лилий от спонсора,
Вазы под каждой иконой, летят журавли,
Аистов только вот кто-то убил
Накануне Успенья, престольного праздника,
И с водокачки над крышей школы –
Школы приюта – крыло из гнезда торчало
Три ли, четыре дня, а все-таки был он,
Был и на нашей улице праздник, всё было и
Как хороши в самом деле, как свежи!
Причастница
Вечери Твоея тайныя днесь,
Сыне Божий,
Причастницу мя приими,
Не бо врагом Твоим тайну повем,
Ни лобзания Ти дам яко Иуда,
И не знает никто, что за тайна,
Не знает никто, что случилось,
Говорили: подводное русло,
А плавали девки плохо,
Она и спасала, четырнадцать лет,
Причащалась у вас в воскресенье
И руки, когда я листок с молитвой
Вложил в ее пальцы, руки были теплы,
И я видел воочию, видел впервые,
Свете тихий святыя славы,
Видел своими глазами,
Чем отличалось успенье от смерти,
В августе, в полдень, в лесу
Целуя Твой образ на венчике
Отроковицы Анастасии
Священник-поэт
О. Сергию Круглову
Узкий путь и другой,
Тоже узкий,
И один из них входит в другой
Как меч в ножны,
Как меч обоюдоострый,
Исходящий из уст
Сидящего на Престоле –
Пророка, Царя, Иерея вовек
По чину Мельхиседекову.
Детский праздник и его икона
Стало плотью и словом о плоти,
О воробьях, например, или рыбах всякого рода,
Смоковнице или драхме, о том и о сем –
Плотью от плоти, словесной тканью,
Лучшим ее порядком, не уступающим лилиям,
Не говоря уж о ризах – царских там или
Архиерейских, видимых еле во свете
Лимонного кадмия в самое темное время года –
Время заносов, снега на борщевике вдоль дороги,
Скользких ступеней, уверенно попранных
Легкой стопой, маленьким сапожком
Рождение воздуха
Памяти Эндрю Уайета
Оттепель явит мертвых
Трав зазеркалье, волны,
Волны и пух над ними, борозды океана,
Выпростал руки спящий из льдины, ветер
Сеет зеленую соль в солнечные лабиринты
Ныне Ты отпускаешь раба Твоего, Владыко,
Ибо видели очи мои довольно травинок,
Утренников и проталин, а эти пятна
Рыжих волос, и то, как ложился
Луч на лодыжку, переливался бисер
Воды на снопе пшеничном
Раб Твой исполнен днями и сыт Чеддс-Фордом,
Ныне от сна, позволь, не восстану, пусть остывает
Печь дровяная, благодарю, что ломились
Ведра всегда от лисичек, смородины и брусники,
А по зиме чернобурки сбегались из леса
Подкармливаться на свалках
Не тяжелей мое сердце перышка чайки-баклана,
Лодка на сеновале и в поле телега тоже
Не тяжелей, чем перышко, тоже белы, прозрачны,
А городов я не видел, Владыко, только
Ветра дощатый мир, перья, витая, строят
Лестницу винтовую