Смерть автора
Ирине Перуновой
I.
– А смерти автора, кстати,
Радовались и раньше: один иерей
Врал о похоронах Лермонтова:
Вы думаете, все тогда плакали?
Никто не плакал. Все радовались.
– Что нам до поля чудес, жено?
Но спит земля в сияньи голубом,
Те залитые известью ямы шаламовские,
Ученики в Гефсимании (в паузе слышно,
Как в детской дребезжат стекла
Вослед трамваю) – есть, пойми, узкий путь,
Узкий путь, а с виду безделица:
Звон каких-нибудь там
Серебряных шпор, когда ни одна звезда,
Когда звезды спали с неба как смоквы,
И небо свилось как свиток, как тот сударь,
И лишь та холстина в опалинах, тот тахрихим
(В паузе – отрывок блатного шансона,
Проехавший мимо) и подумать только:
Какой-то там фотолюбитель,
Какой-то Секондо Пиа
II.
112 борозд от «бича, наводящего ужас»,
30 точечных ран от терний, округлая рана
Между 5-м ребром и 6-м; сукровица, вода
И пыльца, занесенная ночным ветром
Из пустыни Негев или с берега Мертвого моря –
Солелюбивых растений пыльца, называющихся
«Reaumuria hirtella», «Zygophyllum dumosum»
III.
Крины сельные, трава полевая,
Нынче есть, завтра
Брошена в печь, в геенну,
Но Ты говоришь: Посмотри,
Посмотри, как волнуется нива, поручик.
Видишь ли ты этот ландыш?
Вот, он кивает тебе. Посмотри
На крокусы и анемоны, на маки –
Маки в полуденной каменоломне
У Эфраимских ворот,
Вдоль дороги в Эмаус, в Дамаск
IV.
…как бы игра Отца с детьми
О. М.
К сорнякам ли причтем это как бы?
Да, вот именно как бы игра –
И сосуд, что струился веселием неисчерпаемым
В Айя-Софии, в Равенне и эти
Бдения у монитора при свете
Не монитора, но белой часовни луны –
Свете, светящем во тьме над кремнистым путем,
Вдоль которого высоковольтная линия
Тянется через иссохший Кедрон