- Ладно, кровопийцы! Я к себе. Сегодня устал, как чёрт. Меня ни для кого нет. Да...Мама, звонила?
- Звонила. Дня через три возвращается.
Жена вот уже неделю гостила у родственников на Украине. Какая-то её сестра что-то там то ли сломала, то ли потеряла. Бог с ней! Завтра... Всё завтра.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. БУДЕТ ВЕСЕЛО!
У Виктора Владимировича дела шли прилично. То, что он занялся издательским делом, ничуть не удивило его друзей и знакомых. Ещё в застойные времена его называли "чернокнижником", и не было такой книги, которой он не мог достать. Для своих – почитать, для остальных по замысловатой цене во дворах за букинистическим магазином на Литейном – продать. Со всеми мерами предосторожности. Ведь Литейный был известен и другим зданием, в котором существовали серьёзные люди, не всегда понимающие основы предпринимательства. Однако "чернокнижник" неведомо как не только выжил в эти непростые времена, но и сумел понять достаточно скоро, куда дует ветер перемен.
Виктор Владимирович Чащин стал издателем. А очень скоро – богатым человеком со всеми вытекающими (точнее: втекающими) последствиями. Несколько квартир в центре Питера, доведённые евроремонтом до образцов невероятных, неопределяемых архитектурных стилей; одна – в Москве, где он с семьёй жил, когда это было необходимо; загородный дом в Шапках (совсем недалеко от Питера), две иномарки, красавица жена и двое детей за один присест – двойнята. Мария (православие постепенно входило в моду) и Игорь. На этом имени настояла жена. Виктор же частенько сына называл Угорь. Что отчасти соответствовало характеру мальчика.
Виктор удивился, увидев обоих дома. Весенний вечер, как и любой другой, должен был заставить отпрысков вырваться из дома и развлекаться. Отец ведь вовсе не строг и всегда поймёт эту лисью улыбочку Машки, нежно шепчущей в ухо что-то приятное. А своему Угорьку Виктор сам заполнял кошелёк почти каждое утро.
Своих двойнят он обожал.
Вот почему они сегодня дома? Да ещё совершенно по-идиотски сидят рядом на диване, делают вид, что смотрят телевизор, а сами что-то шепчут друг другу.
- Это что ещё за тайны мадридского двора?
- Папка! – Машка бросилась его обнимать. Игорь встал у дивана и улыбался.
- Какие ещё тайны? Просто брата сто лет не видела. И это несмотря на то, что в одной гимназии учимся. Пап, кофе? Чай? Сок? Стакан молока? Минералку? Воду из-под крана? Свежей кровушки?
- Машка! Перестань! Сейчас ремень достану!
Потом все смеялись. Сняли какое-то напряжение с себя. Успокоились.
- Ладно, кровопийцы! Я к себе. Сегодня устал, как чёрт. Меня ни для кого нет. Да...Мама, звонила?
- Звонила. Дня через три возвращается.
Жена вот уже неделю гостила у родственников на Украине. Какая-то её сестра что-то там то ли сломала, то ли потеряла. Бог с ней! Завтра... Всё завтра.
***
А двойнята опять присели на диван и теперь заговорили уже громче, зная, что отец до утра не проснётся.
- Игорёк, я хочу подробностей.
- Молода ещё, чтобы подробности знать. Лучше почаще приходи на факультатив "Этика и психология семейных отношений".
- А по попе!
- Это плагиат, сестрёнка!
- Ну, Игорёк, пожалуйста! Мне ведь интересно. В конце концов, это не по-братски! Идея моя была.
- Твоя, твоя. Вот только у меня уже есть кой-какие результаты, а ты ещё подбираешься.
- Тебе легче было, потому что она тебя не знает.
- Расскажу, но не сейчас. Мне ещё несколько мазков на картину положить надо.
- Боже, какой язык! Да ты поэт, братан.
- Машка, не змеись!
Они были совсем непохожи – брат и сестра. Какая-то небрежная красота Маши с её густыми трудно поддающимися для расчёсывания волосами, тонкими чёрными бровями и немного раскосыми глазами, изредка меняющими цвет – от мутно-синего до зеленоватого. Во всей её фигуре, а, может быть, и в характере всего было чуть больше, чем требовала установленная жестоким миром норма. При всём при этом – комплексов никаких. Она могла с одинаковым успехом быть кем угодно, потому что к шестнадцати годам была начитана, умна, находчива, хитра и ещё бог весть какова. Всё это делало её неотразимой. Для многих недоступной.
Игорь брал другим. Конечно, по-мужски привлекателен: мускулы, правильные, даже будто мраморные, черты лица с мимикой, которой он мог управлять; удивительная способность одеваться "под обстоятельства", что для 16-ти летнего парня стоило немалых усилий и делало его несколько взрослее. Но брал Игорь совсем другим. Как никто из его окружения, он умел слушать. А уж что он делал, когда разговор был окончен, как использовал услышанное, то никому неведомо. Достаточно было улыбки, которую получал каждый. Никому не приходило в голову, что за этой улыбкой могло скрываться.
Обсуждать себя брат и сестра позволяли только друг другу.
- Давай, - продолжал Игорь, выключив телевизор, - всё-таки решим: мы знаем, зачем нам это? Поржать с ребятами или выложить в интернете – скучно.
- Э, нет! Я, во всяком случае, знаю, чего хочу. Уверяю тебя: будет весело!
- Да что ты заладила: весело, весело! Погоди! – Игорь пристально всматривался в Машкины глаза. – Да ты, дева, влюбилась? Что же это я сразу не догадался. Если сестрица плетёт такую паутину...
- Перестань пороть чепуху! Ни в кого я не влюблялась... Кретин!.. А если и влюбилась?! Это касается только меня... И его...
- Хорошо, хорошо! Сегодня весь вечер буду называть себя кретином. Не сердись. А лучше объясни мне, кретину, за что мужику в таком случае адовы испытания?
- А чтобы заметил!
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Проникновение.
...Письмо от Машки. Короткое.
"Сделала для милого "дяди" чёрную работу. Кликайте на здоровье! Только будьте осторожны!"
А дальше – миллион ссылок. Кирилл засуетился. Всё шло как-то слишком быстро. Даже стремительно. Ведь ещё совсем недавно ему не хотелось писать эту книгу. Он просто не верил, что такая книга нужна. А какая "такая"?
"Кого сегодня можно назвать писателем? Да так, чтобы его книги сметались с полок книжных магазинов, чтобы режиссёры боролись за право экранизировать, чтобы в школах дети с удовольствием эти книги "проходили"... Дети... Вон, кликни любую ссылку, а там бездна писателей со своими печальными и счастливыми, смешными и грустными, философскими и сермяжными правдами и неправдами...
Я-то куда лезу?! Чтобы такие, как Машка, почитали, похлопали по плечу и снисходительно улыбнулись?.."
И без того разгорячённое сознание постепенно лишало реальный мир, окружающий Кирилла, предметности. Округлялись углы, мебель трансформировалась и исчезала, уходили привычные запахи, шорохи. И сквозняка не стало.
Только стол с компьютером. И человек. Уже вскинувший руки вверх, будто помощи просящий. Уже в отчаянии глаза прикрывший, потому что не на что было смотреть, нечему было удивляться...
Только стол с компьютером и кресло. И миллионы ссылок...
КЛИК
"... Дождь ещё только начинался. Вот капля упала на локоть. Парню, сидевшему на ящике из-под пива, показалось, что кто-то указательным пальцем дотронулся до него. Сразу две капли на голову. С неделю назад бритая, она ещё не могла впитать эти капли. А дальше – полило...
Так не хотелось подниматься с уже насиженного ящика, но брошюрка в руках начинала хлюпать, капризничать. Нужно было искать хоть какое-нибудь укрытие. Парень знал, что такие дожди могут быть затяжными, а уходить с этого прирыночного пятачка ему не велели.
Он забежал под какой-то навес и только бросил взгляд на суетящихся торговцев. Сесть было не на что, и он пристроился возле столба-опоры. Вытащил из кармана куртки брошюру, но прежде, чем продолжить чтение, удивился, что никакого мандража нет, что он, если и волнуется чуть-чуть, то разве из-за дождя...
": «Носить бритву следует так, чтобы не пораниться самому... …лучше, если лезвие зафиксировано плотно прилегающими деталями одежды… …извлечение оружия не должно отнимать много времени…».
Парень читал не всё подряд. Многое ему казалось забавным и даже глупым, но знать, что написано в этой брошюре, он должен был. Так ему сказали.
Этот рынок они вместе с Георгием изучали уже несколько дней. Сам Георгий где-то недалеко, наверное, тоже прячется от дождя. И, конечно, наблюдает.
«…Наносимые бритвой удары по своей траектории напоминают скользящие удары кулаком…. …глаза, кожа лба (сильно кровоточит — ослепляет), шея, крупные артерии рук и ног, живот…. …мышцы брюшины, нередко покрытые толстым слоем сала, пробиваются мощным круговым ударом... …для бритвы нет неуязвимых мест… …а заживает медленно, в отличие от ран, нанесенных тупым оружием…».
- Кирилл, выпить не хочешь? – голос откуда-то. Но близкий. Значит, Георгий его, действительно, видит. – Я быстренько в магазин сбегаю. Согреемся.
И парень понял, что выпить ему страшно хочется. Потому что голова трещала всю вчерашнюю ночь. Он не мог понять, почему его нужно проверять. С уставом он ознакомился и принял его как руководство к действию. А действовать нужно было незамедлительно. Ещё толком не разобрались с жидами (они ведь, как тараканы: чем их не трави – всё равно найдут способ проявиться!), а город уже заполонили черножопые. Языка русского толком не знают, а всё прут и прут. Воздух ими отравлен...
«Удар головой в лицо, гораздо опаснее предыдущих ударов — нанесенный быстро и с близкого расстояния, он почти неотразим. …сделайте бросок с упором ногой в живот… …не подпустить противника на расстояние, удобное для такого нападения…».
- Яблоко хочешь?
Маленькая девочка лет пяти-шести. Похожа на цыганку. Поверх взрослой куртки цветастый платок. Глазки-угольки сверкают. Она широко улыбается и протягивает Кириллу большое яблоко, с которого часто скатываются капли уже проливного дождя.
- Ты кто? Узбечка?
- Папа там. – Девочка поворачивается к рынку лицом, на кого-то указывает яблоком. Потом снова обращается к Кириллу:
- Дождь. Яблоко хочешь?
...И голова взорвалась! Крайняк! Кирилл почему-то бросился к тому месту, где сидел перед дождём. Ящик из-под пива всё ещё стоял там.
"Так. Ящик в левую руку. Правой держу книжку. Как там: "...извлечение оружия не должно отнимать много времени... от ран, нанесённых тупым предметом... Удар головой... ногой в живот... не подпустить противника на расстояние..."
Он на неё не смотрел. Просто хотел, чтобы она не кричала. Ящик взлетал и опускался, как качели. Зелёный ящик – мутный дождь – какая-то ненастоящая кровь...
И даже когда Георгий тянул его к метро, на ходу пытаясь стереть кровь с его куртки, лица, рук, он стискивал зубы и размахивал уже размокшей, порванной брошюркой...
Комментарии
Нет комментариев
