...А Игорь решил, что отпущенные ему две недели он потратит на то, чтобы приобщиться к религии. Ассенизатором быть надоело. У Станислава Ежи Леца прочитал: "Интересуешься всяким дерьмом? Значит, сам навоз". Долго не думал:
"Машка была права. Было весело и даже иногда приятно. С возложенной на самого себя миссией – справился. А там...
Одному Б-гу известно..."
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Виктор Владимирович.
Матёрая секретарша Виктора Владимировича за глаза называла его жуком. Но любовно, с завистью что ли. Она уже успела пройти стадии "новенькая, смазливая, длинноногая", "любовница кабинетная", любовница на съёмной квартире", "подружка, которая в курсе всего", а теперь – "боевая подруга". Так Вероника называла их сегодняшние отношения, которые строились на полном доверии, когда всё понималось без слов. Своего "жука" она обожала. И, конечно, как могла помогала ему не упасть в его непростом книгоиздательском деле.
Только что из кабинета выскочила Машуня, которую Вероника любила, вероятно, больше, чем родная мать.
"Значит, минут через пять принесу кофе," - автоматически пронеслось в сознании...
- Вот представь себе, милая, читательский рынок. Про всё сейчас подумай: и про то, что заканчивается первое десятилетие 21 века; про то, что цивилизация творит с человеком, с его душой; про то, что читают сейчас только те, кто и раньше читал, когда запретный плод был сладок, а молодые просиживают задницы у компьютеров и не выпускают из рук мобильники... Ой, да что я тебе всё это говорю! Ты ведь у меня умница!
- Вы, Виктор Владимирович, про конкурентов забыли упомянуть.
- Я же говорю, - улыбнулся босс, - что ты умница. И, разумеется, красавица. Почему не ты мать моих детей?
- Витя, прошу тебя! Ещё слово, и я не успею предупредить тебя, что кофе отравленный.
Оба весело расмеялись и уселись на диван, как часто делали и раньше. Но теперь Виктор Владимирович заговорил, как-то лукаво поглядывая на подругу:
- Машку видела? Не устаю удивляться своим детям. Если не они, то кто перевернёт этот мир? У неё появилась интересная придумка. Дать заказ Кириллу на книгу о молодых. Погоди, пока не возражай... Знаю, что кризис! Знаю, что не очень надёжен! Но, во-первых, - друг детства, а, во-вторых, - и я, хитрован, кое-что придумал.
Монолог прервал телефонный звонок.
- Девонька, узнай, кому я очень понадобился.
Звонил сын. Разговор был коротким. После чего босс совсем повеселел.
- А знаешь, Вероничка, что мой Игорёк ненавидит книги нашей звезды Лары Бельской? Вообще за литературу не считает и удивляется, что его отец выкупил все права на издание её книг. А я недавно взял и познакомил их на какой-то вечеринке. Ты и представить себе не можешь, как любопытно было наблюдать за всем этим!..
Так вот о чём я.
Точно такой заказ я сделал и Ларочке. Наверняка, взбунтуется. Я-то её знаю. Ей давно хочется слезть со своей "детективной иглы" и написать что-нибудь эдакое... И пусть её!
- Я почти ничего из замысла не поняла, но знаю, дорогой босс, что плести паутину вы умеете.
- А когда это, девчушка, мы с тобой перешли на "вы"?
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Кирилл.
Как он оказался на улице, да ещё так далеко от дома, Кирилл не знал. Держась за чугунные перила правой рукой, он пытался понять, почему вдруг Фонтанка и Михайловский замок? Такого себя Кирилл не помнил.
"Уж не свихнулся ли я?"
Повертел головой по сторонам и двинулся к Летнему саду. Опять ограда. Тогда дальше. Через Лебяжью канавку к Марсову полю. И к Неве.
"Здесь отдышусь... Боже! Да что это со мной?! Я хотел написать что-то..."
- Эй, прохожий, а не знаешь ли ты, где здесь живёт самый главный буржуин?
- Много лет назад он жил вон в том дворце... но сейчас главных буржуинов нет. Зато есть несколько помельче...
- Здорово! Значит, и для Мальчиша-Кибальчиша найдётся работа. Мы мальчиши ведь такие: не успокоимся, пока последний буржуй будет рябчиков жрать в своих дворцах! Да ты не бойся! Наше время пришло!.. А сам-то кем будешь?
- Писатель я.
- Нашей новой стране настоящие писатели ох как нужны! Ведь только они и могут всю правду на бумагу выложить. Не мешали бы им разные плохиши, готовые за варенье и пряники наше правое дело предать... А вот, честно скажи мне: ты сам готов за правое дело голову сложить?
- Не знаю... - честно ответил Кирилл. – Я как-то не думал про это.
А Мальчиш-Кибальчиш на коне вороном! Пар из лошадиных ноздрей! Копытами искры выбивает из гранитной мостовой тот конь! Ранен Мальчиш! Кровь на шинели того же цвета, что и звезда на его будёновке...
- За то, что честен со мной, - хвалю! Как звать тебя?
- Кирилл.
- Не дрейфь, Кирилл! Нам бы только день простоять да ночь продержаться!..
Нетерпелив конь вороной! На дыбы встаёт! В бой рвётся!
- Прощай, Кирилл! Пиши свои книги, но помни, что враг не дремлет!
...И рванул конь вперёд, вдоль по набережной... На все засовы закрыли свои дворцы буржуины, дрожмя дрожат, смерти неминуемой боятся...
...Но не успел Кирилл дух перевести. Не смог, как и хотел, воздухом речным надышаться. Потому что была эта ночь особенной, решающей. Будто какая-то неведомая, высшая сила проверяла, на что способен человек...
...Юноша и девушка стояли у парапета и пристально всматривались в воду. Слишком долго всматривались, чтобы почему-то оттянуть то неминуемое мгновение, когда их локти прикоснутся друг к другу и вздрогнут от неожиданности. А потом вздрогнут тела обоих, и уже невозможно будет не посмотреть в глаза, полуприкрыть их и сдвигать пространство, разделяющее его и её губы...
Кирилл понимал, что это, возможно, будет первый их поцелуй, и он станет свидетелем зародившегося тут, на брегах Невы, великого чувства...
- ...Нет, Тимур, не время нам целоваться! Во-первых, мы ещё очень молоды, а, во-вторых, нас с тобой ждёт дело. Ведь если не мы и наши ребята, то кто поможет немощным старикам, кто будет ухаживать за больными, кто, в конце концов, избавит наши улицы от хулиганской банды Мишки Квакина!?
Сурово посмотрел на свою подругу Тимур, взял её за руку и крепко сжал. А потом посмотрел с гордостью ей в глаза и сказал:
- Ты права, Женя! Конечно, не время! А дел у нас и впрямь невпроворот: там, за рекой, если смотреть на запад, уже слышно шипение наших врагов. Завидуют они, что мы в такой прекрасной стране живём, не терпится им своим жалом отравить наше существование: кока-кола, гамбургеры, "Шевроле", "Ломбардинни", MTV, "Microsoft" – язык сломаешь, пока выговоришь! Они уже к самому сердцу подобрались! – И крепче сжал Женину руку Тимур, по-братски. А Женя глубоко вздохнула. Она бы и поцеловала Тимура (ей так хотелось быть взрослой!), пусть и по-братски, да вдруг увидели они, что совсем рядом с ними человек стоит и как-то странно их рассматривает. Тимур сделал шаг вперёд и закрыл собой Женю.
- Товарищ, простите, вы потерялись?
- Как вам сказать... Пожалуй.
- Не беспокойтесь! Мы с Женей хорошо знаем город и поможем вам найти верную дорогу.
Кирилл, не размышляя, доверился этим простым, чистым и узнаваемым ребятам. Доверился настолько, что даже не сказал, где он живёт.
Уж если эта ночь действительно ночь чудес, то почему бы ей не продолжаться.
Кириллу хотелось о многом ребят расспросить, но те болтали без умолку.
- Многие сейчас сбиваются с верного пути, - будто продолжал начатый разговор Тимур, - и всё потому, что цели мелкие...
- А идеалы? – подхватывала Женя. – Престиж, карьерный успех, деньги, животные удовольствия...
- Это всё, ребята, можно объяснить! – вставил своё Кирилл. – Мы ведь в совсем новой стране живём. Многое приходится делать впервые. Конечно, и ошибки есть...
- Вы говорите "ошибки"?! Какие же это ошибки, если вера потеряна! – Тимур даже голос повысил.
- Вы о какой вере говорите, пионер Тимур? Уж не в светлое ли будущее?
- Вы нас специально дразните, да?
- Вовсе нет. С верой, я думаю, всё иначе обстоит. Люди потихоньку к богу приходят. Соборы строят новые, старые восстанавливают. Дорога к храму, она ведь тоже дорога. И многие сегодня верят, что она-то и есть истинная...
- Мы пришли... – прервал Кирилла Тимур. – Вы хоть и старше меня, а в голове у вас страшная смута... Ладно, Женя, пошли. Заболтались мы с тобой. Нам бы только эту ночь продержаться, а там...
- Не вас ли кто-то ждёт у подъезда? – вздохнула Женя. – Она красивая девушка.
Кирилл повернул голову в сторону своего подъезда.
"Машка! Муза!"
И так захотелось броситься к ней, прижать к себе, ни о чём не думая: ни о чёртовой книге, ни о видениях и фантомах, ни о светлом будущем и мрачном настоящем, ни о том, что ей, этой красивой девушке, только шестнадцать лет...
...И ночь чудес продолжалась...
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Лара.
Раньше, ещё несколько месяцев назад, Лара почти не задумывалась над тем, что происходило в чужом мире. Чужим она называла всё, что находилось за границами её жизни. Порой эти границы меняли свои очертания, и её страна-жизнь становилась больше или меньше. При этом Лара вовсе не паниковала: пусть будет так, как есть.
Когда она работала в детском журнале (не инженером же связи, в самом деле!), то постепенно с помощью друзей училась присматриваться, прислушиваться и запоминать. И писать училась. Это у неё и в школе ещё ловко получалось. Писать о детях и для детей ей не очень нравилось. Но с тех пор, как в Лариной жизни стали появляться мужчины, среди которых было немало офицеров милиции и адвокатов, становилось ясным, про "что" и "как" писать.
Однако сегодняшняя, популярная, читаемая Лара появилась в конце 90-х
Работала она уже в солидной газете, считала себя неплохой журналисткой, хотя и не блистала.
Только вот одна странная встреча многое изменила в её жизни.
...Звонить по межгороду Лара любила не с домашнего телефона, а с ЦТС, что находилась рядом с Дворцовой площадью. Иногда она заказывала разговор с какой-нибудь давно потерянной подружкой только для того, чтобы оказаться причастной к этой суетливой жизни телефонной станции, быть свидетелем маленьких трагедий и восторженных возгласов из кабинок. Лара не бежала от случайных знакомств и разговоров, которые, конечно, сопутствовали ожиданию. Чаще слушала и соглашалась, иногда вставляла что-то своё. А бывало так разоткровенничается, что совершенно чужим людям расскажет про то, что даже от близких друзей скрывала. Например, про родителей, которые развелись, когда ей было только 10 лет. Или про болезнь и смерть матери, без которой жизнь свою она не представляла. Лара могла даже о своих многочисленных романах рассказать какой-нибудь несчастной девочке, ожидавшей разговора с любимым...
Но по-настоящему запомнилась вот эта встреча.
...Зимой на ЦТС часто можно было увидеть людей, забежавших просто погреться. Они вели себя чаще всего одинаково: пройдя кружок-другой по переполненному залу, они выбирали себе скамейку недалеко от выхода и замирали, прикрыв глаза. Грелись.
Одного из таких согревающихся Лара приметила сразу. Для себя решила, что он, наверняка, или цыганский барон или армянин, всеми силами борющийся с промозглой и холодной питерской зимой. Периодически оглядываясь на него и подбирая точные эпитеты для словесного портрета, уже через некоторое время она просто не сводила с него глаз. Небольшого роста, сутулый, как гоголевский Собакевич, похож на шкаф. Одежда и обувь – вовсе не зимние: потёртое не то бывшее чёрное, не то просто перепачканное осеннее пальто, напоминавшее шинель железнодорожника; фуражка без козырька, почти не прикрывавшая патлатую чёрно-седую голову. И пышная, но аккуратно выровненная борода.
"Бездомный. Наверняка, забулдыга."
Они сидели недалеко друг от друга, но Лара никак не ожидала, что незнакомец заговорит.
- Портрет интересен, но явно не дописан. Не хватает изюминки. Однако мне страшно приятно, что кто-то обращает внимание и на меня.
- Простите, вы со мной говорите?
- Вне всякого сомнения! Больше интересных собеседников я сегодня не заметил.
Незнакомец теперь открыто рассматривал Лару и лукаво улыбался. Его красиво построенная речь так не сочеталась с внешностью. Почему-то Лара сначала отметила это обстоятельство, как бы оставив на потом то, что он читал её мысли.
- Спасибо. Уж не знаю, комплимент ли это...
- Разумеется, комплимент! Ведь про вас я многое знаю... Бога ради, не пугайтесь! Если вас это успокоит, то скажу, что в этом зале я такой же частый гость, как и вы. Что-то подслушал случайно, что-то домыслил.
А сегодня я был почти уверен, что вы заговорите со мной. Пришло время...
- Какое время?
- Ваше. Мне так иногда хочется рассказать совершенно незнакомому человеку всё, что его ожидает в скором будущем. Нет, не предсказать по-цыгански (увы, я вовсе не барон), а предположить. У каждого свои игры.
- Почему же вы уверены, что люди будут вас слушать?
- А что может быть увлекательнее, чем знать хоть что-нибудь о завтрашнем дне.
- Вы рассказываете, вероятно, только о приятных вещах?
- Отнюдь. Скорее о решающих. Вот вас, Лара, например, достаточно скоро ожидают медные трубы. И поначалу всё будет складываться как нельзя лучше. Но встретится вам на пути некий мрачный ангел...
- Нет, прошу вас, ни слова больше! Всегда презирала всякого рода предсказателей, аракулов. И прогноз погоды не люблю слушать...
- Что вы, что вы! Никакой я не аракул!
И к великому изумлению Лары незнакомец продолжил разговор с явно кавказким акцентом. И обращался он теперь не к ней, а к пробегающим мимо него людям, протягивая им всё ещё красную от мороза руку.
То ли милости просил, то ли указывал на что-то...
***
Середина лета в Питере – странная пора. То дождь и слякоть, заставляющие людей перекраивать свои планы на лето, то африканская жара с почти тропической влажностью...
Вот такая жара и заставила Лару сделать перерыв в её реалити-шоу. Антракт.
Признаться, эти последние месяцы вымотали её основательно. Она уже, пожалуй, и не помнила точно, почему именно так решила собирать материал к новой книге. Да и о самой книге она всё реже вспоминала: сначала потерялась любимая тетрадь, потом исчез Генка... Совсем исчез. Без записки, без звонка. Его сотовый не отвечал.
"Какую сцену тогда играли?.. Помощница депутата городской думы?.. Рокеры?.. Нет...Нищенка... Тогда ещё меня чуть не грохнули... Что-то в сценарии не учли... Может быть, на стадионе в Петровском, когда "Зенит" играл?.. Да, Генка тогда на стадион не пришёл... Но кто-то же сидел рядом... За руку держал. И слушал. Как удивительно он умеет это делать! И улыбался, будто бы слышал всё, что я выкрикивала...
Мальчик..."
Лара лежала в ванной. Отмокала. Холодная вода никак не могла остудить её тела. Долго накапливавшийся в каких-то закутках души жар нетерпеливо искал выхода.
"Боже! Как я устала..."
И вместо какого-нибудь лёгкого утреннего мотивчика прорвались почти криком испугавшие её строчки:
- Молчите, проклятые книги! Я вас не писал никогда!
...И успокоилась почти сразу. Такой суетной и глупой ей показалась вся прожитая страна-жизнь, с её границами и медными трубами, с её мужчинами и любовями, с её ещё бог весть чем, что пряталось и не волновало или, наоборот, выпирало и будорожило. Совсем неожиданно для себя вчерашней Лара крикнула, уверенная, что её непременно услышит тот, без которого ей уже не спалось, не дышалось, не жилось:
- Не оставляй меня, мой мрачный ангел!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Стервангелы.
Ни Игорю, ни Маше в Москву ехать не хотелось. Они удивлялись, что отец так настаивал. Мать ни во что не вмешивалась. Она готовилась к поездке в Париж: бегала по магазинам, чтобы не ударить в грязь лицом на Елисейских полях. Оставаться на каникулах в Питере отец считал затеей идиотской.
- Я был уверен, - начал раздражаться Виктор Владимирович, - что к этому разговору мы больше возвращаться не будем. Да и это единодушие ваше меня настораживает. Я человек подозрительный, особенно, когда дело касается моих детей.
- И совершенно напрасно! – Маша ещё не знала, как отвертеться от отцовских подозрений, но попробовать нужно было. К тому же Игорь был, как ей казалось, совсем не настроен воевать с отцом.
- Все мои подруги, - врала Маша, - остаются. А в Москве у меня никого нет. Или ты боишься оставить без присмотра своих почти семнадцатилетних отпрысков?
- Машка, перестань хныкать! У меня дел по горло! Мама уезжает... И, если хочешь, да, мне не хочется оставлять вас здесь одних!
- Пап, - вмешался неожиданно Игорь, - ты абсолютно прав. Но если ты дашь нам всего две недели, чтобы мы устроили наши дела...
- Какие у вас могут быть дела кроме учёбы?!
- Но ведь сейчас каникулы! – взмолилась Маша.
- Ладно... Чувствую нутром, что вы что-то затеяли... В вашем возрасте я был куда как предусмотрительней. Уговорили, бесенята! Но если что-нибудь случится...
- От тюрьмы и сумы...
- Покаркай мне ещё, юнец!
***
Последние несколько месяцев брат и сестра встречались редко. А когда это происходило, почти не разговаривали. И в глаза друг другу не смотрели. Вопросы витали в воздухе. Маше безумно хотелось про всё рассказать Игорю. Но не знала, правильно ли он поймёт её. Иногда ночью она подходила к двери его комнаты, прислушивалась. А потом убегала к себе, боясь по дороге выплеснуть то, ещё не объяснённое ею, чувство, которое заставляло сначала сгорать от стыда, а потом переполняться восторгом. При этом она часто вовсе и не думала о Кирилле, о том, как "это" произошло и что будет с ней.
До той ночи работала только голова. Тонкий и жестокий (да! Так нужно было!) расчёт. И всё шло как нельзя лучше... Кирилл был почти готов не просто заметить её как женщину, но и понять, что без неё ему в этой жизни нечего делать...
Но теперь... Что теперь? "Смятение чувств", - вспомнилось название какого-то старого фильма.
Перезагрузка. Кликнуть мышкой и подождать. Всего несколько секунд – и новая жизнь!..
...А Игорь решил, что отпущенные ему две недели он потратит на то, чтобы приобщиться к религии. Ассенизатором быть надоело. У Станислава Ежи Леца прочитал: "Интересуешься всяким дерьмом? Значит, сам навоз". Долго не думал:
"Машка была права. Было весело и даже иногда приятно. С возложенной на самого себя миссией – справился. А там...
Одному Б-гу известно..."
ЭПИЛОГ.
Лара родила мальчика. Но через неделю, заболев воспалением лёгких, он умер.
Тетрадь Лара так и не нашла. Да не очень-то и искала. Ходили слухи, что она ушла в монастырь. Во всяком случае, социальный заказ не был выполнен.
Машу заставили сделать аборт, хотя она и сопротивлялась. Отец убедил её. Он использовал все возможные связи, чтобы эта история так и осталась в семье. Денег было потрачено немерено. Теперь Маша продолжает учёбу в Лондоне. Пишет только брату. На обыкновенной бумаге. Обыкновенные письма.
Игорь учится в духовной семинарии. Но в письмах сестре признаётся, что подумывает над новой миссией.
Кирилл исчез. Никто из друзей и знакомых его уже давно не видел. А значит, книгу он не написал...
...С приходом весны, где-то в марте-апреле, ночной Петербург иногда прислушивается к странному топоту копыт. Может, фильм из старинной жизни снимают. А, может, это Мальчиш-Кибальчиш напрасно ищет главного буржуина.
Комментарии
Oct 23, 2009, 09:21:47 Е.Е. написал:
Это вроде уже третья редакция?
По-моему, хорошо. Нет, правда, хорошо.
Спасибоньки.
Oct 23, 2009, 17:56:59 Б.М.Л. написал:
Боюсь, что не последняя. Спасибо.
