"ЧУЖОЙ" РЕБЁНОК.
Молодость, если она не насмехается,
не отталкивается, не презирает,
всегда стремится исправить ошибки прошлого.
(Януш Корчак)
1. Несколько слов о названии.
Для начала объяснюсь.
Уже обдумывая работу, я для себя решил, что она не будет претендовать на научность. И даже если в ней встретятся обращения к великим, то читающий должен в этом усмотреть скорее "фигуру речи", чем кропотливость исследователя. Пожалуй, выбранная форма (а когда-то она называлась "размышления по поводу") как нельзя лучше подходит для свободного обращения с "материалом".
Почему же ребёнок "чужой"? Да ещё в кавычках? Почему вообще так много кавычек в работе, которая толком и не началась?
Давно и глубоко убеждён, что все наши неудачи, разочарования, ошибки и стрессы начинаются тогда, когда ребёнок становится для нас ЧУЖИМ. Для родителей – дома, для учителей – в школе, для государства – в стране, где всё, связанное с ребёнком, лишь декларируется, а не становится приоритетным. Вот эта антонимическая пара : СВОЙ (читай- РОДНОЙ) – ЧУЖОЙ и станет тем самым "материалом" для моих размышлений.
С кавычками всё просто. Или сложно. Не знаю. Нарушая все правила лингвистики, эти значки я употребляю в данной работе совсем не по назначению. Назову их защитными знаками. Они будут оберегать не только слово со своим прямым значением, но и ассоциативный образ, который может возникнуть при чтении.
А дальше так. Я вот уже тридцать лет отец. У меня есть замечательная дочь. В моей жизни она занимает одно из самых важных мест. Всегда ли было так? Какое участие принимает отец в воспитании дочери? Какие ошибки были совершены за эти годы и как они исправлялись? Бывали ли моменты отчуждения, неприятия? Таких и других, не менее важных, вопросов великое множество. Нет, я вовсе не собираюсь отвечать на все эти вопросы в работе. Довольно уже и то, что они поставлены. Но кое-что из моей отцовской практики вспомнить придётся.
Почти тридцать лет я учитель. Закончил один из самых известных педагогических вузов России. И все эти годы я работал учителем. Стал ли я учителем по призванию? Сумел ли за эти годы постигнуть законы педагогического мастерства? Да и могут ли существовать такие законы? Скольких учеников я мог бы назвать СВОИМИ? А скольких своим равнодушием, своей бездеятельностью или ещё чем-нибудь сделал ЧУЖИМИ?
Понятно, что эти вопросы только надводная часть айсберга. Их куда как больше. Им несть числа.
В 1990 году вместе со своей семьёй я репатриировался в Израиль. И из гражданина России превратился в гражданина Израиля. Быть частью страны по праву рождения легко. Быть настоящим гражданином страны ой как не просто. Говорю об этом не только потому, что сам прохожу этот путь становления гражданина, но и потому, что государство является третьим составляющим триединства, о котором идёт речь в моём вступительном объяснении.
Итак...
2. Я – ПАПА, ОН – СЫН (ДОЧЬ).
В это "Я" вмещаются тысячи пап и мам, оказавшихся в очень похожей ситуации. Опуская знаменитое начало толстовского романа, отмечу, что счастье и несчастье многих еврейских семей в начале 90-х годов зависело во многом от того, будут ли счатливы их дети.
И тут появилось слово "интеграция". Оно, конечно, было и раньше, но для нас, еврейских пап и мам, звучало достаточно абстрактно. Чужой язык, который должен был стать родным; огромное количество "чужих" евреев с ментальностью (вот тоже словечко, услышанное только здесь, в Израиле!), доселе невиданной, а значит, - пестрота культур, которые упорно не хотели складываться в одну – израильскую. Как ни странно, именно наши дети быстрее своих пап и мам стали интегрироваться в израильское общество. Это взрослые рефлексировали, оглядывались назад на свои россии, украины, молдовы, а дети очень быстро поняли, что жить надо сегодняшним днём, что говорить на иврите можно научиться с лёгкостью, что свои отношения с "другими" еврейскими детьми нужно строить по законам, только им, детям, известным.
Вот тут и наступило первое отчуждение.
Папы и мамы с кровью и потом, теряя прежние статусы и привелегии, унижаясь и наступая на горло собственной песне, врастали в новую жизнь. Они всё ещё были уверены, что делают это ради своих детей. А дети переставали говорить на русском, заводили себе странных друзей, приобретали ценности, совсем непонятные их родителям.
Вы скажете, что это всегдашние составляющие борьбы поколений, конфликт отцов и детей. А я и спорить с вами не буду. Только добавлю, что в израильских семьях новых репатриантов были и свои особенности. Конечно, я не стану обобщать, ведь это всегда было делом неблагодарным. Каждая отдельная семья – это целый мир со своими законами и традициями. Просто попробую выявить тенденцию.
В начале 90-х, когда медленно и болезненно алия врастала в израильское общество, меня потрясли многочисленные газетные сообщения о самоубийствах в семьях новых репатриантов. Взрослые не выдерживали напряжения "новой" жизни. Многим казалось, что невозможно измениться, примирившись с чужой реальностью. Ведь в таком случае нужно начинать с нуля. А как же профессия? Этические и эстетические нормы, привезённые с собой? И что собственно нужно (или можно?) передавать своим детям, если ты никто?
Несколько моих знакомых семей стали переживать серьёзнейший кризис своих отношений, что привело к разрушению этих семей. Создавалось порой впечатление, что мы поспешили с отъездом, что нужно было для начала просчитать варианты и только потом...
Об этом думается и сейчас, когда эти страшные времена становления уже прошли, но всё равно в голову ничего не приходит. Это свершалось как бы помимо нас. Как тут не поверить в бога! Не он ли останавливал и меня в самые жуткие минуты отчаяния? Не он ли заставил меня после нескольких лет отчуждения вдруг увидеть свою дочь, тринадцатилетней девочкой, приехавшей в Израиль и молча ожидающей помощи от родителей?
Наверное, ОН есть...
Но не ОН, а я, папа, был в полной уверенности, что ребёнку будет хорошо, если хорошо будет папе. Что мною вкладывалось в понятие "хорошо" – сейчас уже смутно осознаю. Наверное, папа должен был найти работу, которая удовлетворяла бы его (престиж, деньги, статус...). Что может быть естественней?!.
... Не раз я вспоминал рассказ прекрасного американского фантаста Рэя Брэдбери, который называется "Детская площадка".
В голову отцу-одиночки приходит совершенно невероятная мысль. Часто проходя мимо детской площадки, он содрогался от увиденного: дети орали, бегали друг за другом, нещадно колотили всех, кто попадал под руку, падали, разбивая коленки и локти в кровь, – одним словом, по-детски радовались жизни. Несомненно нужно что-то делать! Его единственный сын не должен страдать, как эти "дикари" на детской площадке. И тут некто приходит ему на помощь. Всё очень просто: одно маленькое превращение и – герой занимает место (на детской площадке? ) своего сына. Как здорово! Принять на себя все детские обиды, совершить вместо него все детские глупости, разбить в кровь сколько положено локтей и коленок... Это ли не выход? Это ли не самая верная защита? Может ли отец придумать что-то более надёжное?
Часто фантастические рассказы казались мне куда более реалистичными, чем сама реальность. Брэдбери доводит самую обычную бытовую ситуацию до невероятного, что в фантастике воспринимается как естественное. Он предлагает выход из ситуации, который, конечно же, решит отцовские проблемы (надолго ли?). Но будет ли решена проблема ребёнка?
Так и бывает: мы уверены, что сам ребёнок не в силах ничего решить, по сути – не в силах жить самостоятельно...
Мне знакома семья, где папа, желая оградить детей от тлетворного влияния улицы, школы, государства и ещё бог знает чего, постановил, что "дом" и будет для них и улицей, и школой, а он станет им лучшим другом или любимой девушкой. Этот отец, умный и интеллигентный человек, полагал, что это и есть его родительская миссия, забыв об ответственности за тех, кого "приручил".
Но не мы ли с первого дня пребывания в Израиле считали, что логика выживания в непривычной ситуации такова: сначала должны выжить и привыкнуть родители. А уж потом... И непременно – диктатура. Ты, дорогая моя, ещё мала... Слушай нас... Подчиняйся нам... Мы тебе только добра желаем! Знакомо? Нет, диктатором в семье я не стал, но зато моя растерянность перед обстоятельствами, необъективность, непоследовательность заставляли моих домочадцев частенько страдать...
И опять Брэдбери.
У него есть роман с таким названием : "...И духов зла явилась рать". Главный герой – мальчик двенадцати лет. В отличие от "Детской площадки" именно он, а не отец решает серьёзнейшие вопросы бытия, вопросы жизни и смерти. Невероятно трудно делать это одному. И вот как отец, которого в романе считают неудачником, пытается помочь ему.
(Цитата будет длинной. Простите).
" Уилл осторожно начал:
- Папа? А я хороший человек?
Думаю, что да. Я знаю, да.
- Но разве это поможет, когда будет действительно трудно?
- Да.
- Это спасёт меня, если я буду нуждаться в спасении? Если рядом будут только плохие люди...
- Это поможет.
Это не очень-то радует, папа!
- Хорошее – не гарантия для твоего тела. Оно важно для спокойствия духа.
- Но иногда, папа, тебе не бывает так страшно, что даже...
-... дух не спокоен!? – отец кивнул, и лицо его омрачилось.
- Папа, - спросил Уилл совсем тихо, - а ты хороший человек?
- Для тебя и для твоей мамы – да, я стараюсь. Но ни один человек не может назвать себя вполне хорошим. Я живу с собой уже целую жизнь, Уилл, я знаю о себе всё самое худшее...
- И если всё это сложить вместе?..
- Что получится? Когда хорошее или плохое приходит или уходит я по большей части принимаю это спокойно, и поэтому со мной всё в порядке.
- Тогда, папа, почему же ты не счастлив?
... Я хочу знать только это. .......................................................................................
- Хорошо. Мама спит крепко. Она не знает, что мы ведём секретный разговор... А теперь давай посмотрим, почему ты думаешь, что быть хорошим человеком значит быть счастливым?
- Я всегда так думал.
Но теперь учись думать иначе. Иногда человек, который всё время улыбается и выглядит самым счастливым во всём городе, в действительности обременён тягчайшим грузом грехов... С другой стороны, несчастный, бледный, обманутый человек, идущий рядом, человек, который видит всю вину и грех окружающих – он зачастую и есть тот самый хороший человек с большой буквы. Ведь быть хорошим – это ужасно трудно. Люди напрягаются изо всех сил и в результате иногда ломаются. ...
Я думаю, что пытаться быть хорошим человеком – это всё равно что однажды ночью взбежать по стене..."
Диалог продолжается и дальше. Отец не просто старается быть убедительным. Во многом его задача усложняется тем, что сын ЕЩЁ НЕ откровенничает, а как бы испытывает отца. Быть не искренним в таком разговоре – просто смерть для отношений...
...А я поймал себя на мысли, что "откровенных" разговоров с дочерью у меня было до обидного мало. Что-то всегда мешало. Теперь я понимаю: несостоявшиеся откровенные разговоры с ребёнком – это маленькие шажки к отчуждению. Не исключено, что потом времени и желания не будет уже у ребёнка. И кто-то другой займёт отцовское место и будет учить МОЕГО ребёнка, как сопротивляться обстоятельствам, как решать трудные задачи, как любить и с кем общаться...
ЗНАЧИТ ТАК:
- говорите с ребёнком, даже когда нет желания говрить ни о чём;
- будьте чуткими и искренними. Ребёнка обманывать нельзя. Бывает, что и "ложь во спасение" оборачивается отчуждением;
- освободите ребёнка от излишней опеки. Свобода не может быть управляемой. Лучше научите свободой пользоваться;
- научите ребёнка видеть себя со стороны и оценивать свои и чужие поступки...
Не исключено, что таких правил значительно больше. А так оно и есть. Важно, чтобы они не декларировались, а были бы самой сутью отношений между ПАПОЙ и ДОЧЕРЬЮ (все остальные родственные отношения, конечно, тоже подходят!)
3. Я- УЧИТЕЛЬ, ОН – УЧЕНИК. ШКОЛА.
Вот уже и третья глава и, казалось бы, нужно переходить к очередной заявленной паре УЧИТЕЛЬ – УЧЕНИК, НАПИСАТЬ О ТОМ, ЧТО И КТО ДЕЛАЕТ МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕЧКА "ЧУЖИМ" В ШКОЛЕ, но одно обстоятельство хочется подчеркнуть особо. Все представленные в работе "пары" очень условны. Хоть и лежащие на поверхности отношения, но без предыдущих и последующих совсем неживые. ВСЁ ЕДИНО! И границ подчас не увидишь...
Почти 10 лет назад меня попросили порассуждать на страницах одной маленькой расскоязычной газеты о необходимости сохранения русской культуры в Израиле. Согласился я незамедлительно. Но, как это часто бывает, казавшаяся такой близкой тема никак не давалась. Вопросы, на которые не просто дать ответы.
- А какую культуру мы привезли в Израиль? Кто и почему может называть себя носителем русской культуры? Для кого и зачем мы собираемся сохранять эту культуру? Да и как интегрировать её в израильскую?..
И я решил написать письмо дочери. Ещё не найдя ответы на "больные" вопросы, я понял, с кем мне нужно говорить о русской культуре.
ПИСЬМО ДОЧЕРИ.
(Вместо урока).
Здравствуй, дочка!
Письмо это, вероятно, и удивит, и насторожит тебя. В самом деле, зачем писать письмо, когда можно поговорить с глазу на глаз, благо видимся каждый день.
Просто маленькая хитрость: письмо ты волей-неволей прочитаешь до конца, а значит, моя цель будет достигнута, и нам ничто не помешает. Шесть лет в стране тебя сделали куда большей израильтянкой, чем нас с мамой. И неумолимые законы репатриации потихоньку стирают в тебе то, что для меня всегда было важным и дорогим. Попробую встать на твою позицию и для начала успокоить: это, конечно, не твоя вина или чья-либо. Я даже не уверен, беда ли это. Да, уходит русский язык, но зато ты блестяще говоришь на иврите; меняются духовные и этические ориентиры и ценности, но, может быть, это возрастное и не имеет отношение к стране, в которой мы живём?
Зачем же я придумал это письмо? В чём хочу тебя убедить?
Начну вот с чего.
В основе любой культуры – и в этом у меня нет никаких сомнений – лежит любовь. А значит, ни о каком противостоянии культур не может быть и речи. Обладая национальными особенностями, русская ли, еврейская ли, арабская ли культуры сильны способностью воспринимать, а не отторгать. Наиболее очевидным доказательством этого тезиса является ЯЗЫК как средство общения.
Ты сама неоднократно замечала, что в русском языке живут слова ивритские и арабские ( о заимствованиях из других языков я не говорю), что многие изречения из ТАНАХа стали устойчивыми сочетаниями в русской речи. А иврит и арабский – языки-братья. Что тоже тебе известно. Музыка, живопись, литература, если это только не ремесленические подделки, а истинное искусство, никогда не становились достоянием только одного народа. Мне очень нравятся строчки Иосифа Бродского, которые вполне могли бы стать эпиграфом к моим размышлениям:
Нет деленья на чуждых.
Есть граница стыда
В виде разницы в чувствах
При словце "никогда".
И когда 6 лет назад в одной из ленинградских газет я прочитал, что кому-то уже надоело, что их русских детей учат русскому языку и литературе нерусские учителя, мне было стыдно. Это же чувство я испытываю, когда слышу:
- Да что ты со своим русским языком собираешься у нас делать?!
А я не ругаюсь и не спорю. "НИ-КО-ГДА".
Просто читаю с детьми Пушкина и Достоевского, Бабеля и Булгакова; разбираюсь вместе с ними в премудростях Соломоновых; ставлю спектакли по произведениям американца Бредбэри и русскоязычного еврея Евгения Шварца.
И всё это, чтобы показать "разницу в чувствах", а не для того, чтобы сделать очевидным приоритет одной культуры над другой...
Уже сейчас, когда пишу письмо тебе, мне понятна поспешность, с которой я согласился взяться за эти размышления о культуре. Мне бесконечно важно, чтобы за сухим словарным определением (читаем у Ожегова: "Культура – совокупность производственных, общественных и духовных достижений людей") ты почувствовала бы и духовное богатство наших предков, которые умели сочетать в себе как национальное , так и русское начало; убедилась бы, что, не взирая ни на какик разности и непохожести, русский (английский, французский, испанский...) язык никогда не станет препятствием для понимания и изучения иврита, скорее, наоборот, обогатит, станет мостиком для единения культур. Иначе
Распадаются домы
Обрывается нить.
Чем мы были и что мы
Не смогли сохранить,-
Промолчишь поневоле,
Коль с течением дней
Лишь подробности боли,
А не счастья видней.
(И. Бродский)
Вот поэтому я и хочу сохранить для тебя, дочка, русскую культуру.
Люблю тебя и верю в тебя...
Твой папа.
...Прошло уже немало лет, но и сегодня я вряд ли что-нибудь исправил бы в этом письме. А вот добавить пришлось бы кое-что. Меняются времена и обстоятельства. Если до моей дочери письмо достучалось, то до многих моих учеников нет. В школе, на уроке часто приходится видеть "чужих" детей. Ведь там другие законы, другие границы, разные межличностные отношения.
(Вот и речь моя изменилась. Куда подевались теплота, душевность, искренность? – Всё объяснимо: ШКОЛА.)...
"В воспитании своих детей специалистов быть не может, отцов-профессионалов и мам-профессионалок на свете нет. Воспитание своих детей - одно из самых благородных дел, ему можно отдать жизнь, но профессией оно стать не может. К тому же воспитание - это искусство, а где искусство - там талант, там сердце, интуиция, вдохновение, любовь и прочие ненаучные вещи. Где искусство, там результат без процесса: каким-то образом получилось, но как? Магия... Так и говорят: магия искусства. Наука - это бегство от "чуда", по известному слову Эйнштейна, а воспитание, а искусство непременно содержит в себе какое-то чудо - иначе искусства нет, одно только холодное ремесло..."
"И многим людям, в том числе и ученым, кажется, будто наука о воспитании детей в семье - та же самая наука, что и о воспитании в школе, а учитель - специалист и в домашнем воспитании.
Но, оказывается, все не так.
Педагогика - наука об искусстве воспитания детей, но не всех, а только чужих. Кода же дело доходит до собственных детей, то всякая наука вроде бы кончается и начинается неизвестно что. Даже у самых прекрасных учителей бывают никудышные дети - не видали? В таких случаях осуждающе говорят: своих детей воспитать не умеет, а за чужих берется!
Но много ли хирургов делали операции на собственном сердце?
Да, чужих воспитывает, а своих не всякий может, потому что наука педагогика, помогающая учителю в его трудах, хорошо работает, когда перед воспитателем тысяча детей, похуже - когда их тридцать, и совсем плохо, когда один-два-три. Тут происходит незаметная смена наук. Для воспитания тысячи детей нужна наука управления, для воспитания одного - наука общения, а это принципиально разные науки, вот в чем дело..."
"Педагогика развивается сотни, даже, можно сказать, тысячи лет. Наука же общения так мало разработана, что ее нельзя пока что преподавать в институтах..."
Вот тут-то мы и попадаемся. Родина обучения - школа, учить надо, как в школе учат. А родина воспитания - семья, воспитывать надо, как в семье. Между тем бывают учителя, которые пытаются учить, как дома, и бывают родители, которые хотят воспитывать детей, как в школе, - и ни у тех, ни у других ничего не получается. Правила, методы, идеи, взгляды, выработанные учителем в опытах над чужими детьми, то есть в школе, совершенно не годятся для семейного воспитания..."
С некоторыми купюрами, но без комментария я привёл мысли замечательного Учителя и прекрасного отца Симона Соловейчика. Безусловно, они впрямую относятся к нашей теме.
+++
Все мои учительские удачи и неудачи в Израиле связаны с попыткой найти способы особого общения с ЧУЖИМИ ДЕТЬМИ. Иногда в ущерб изучаемому материалу. Прав ли я? Не знаю.
Конечно, есть множество способов одухотворить скучный материал, и учитель обязан искать и реализовывать такие способы на уроках. Многие недавно приехавшие в страну дети, испытывающие психологический и культурологический шок, просто обязаны попадать сначала не в ульпан, а на достойные УРОКИ РУССКОГО ЯЗЫКА. Если хотите, это может быть своеобразная терапия. Иначе – очередное отчуждение. Ребёнок начинает ненавидеть школу, иврит, Израиль. С подобным сталкивался в своей практике и я. Как ни странно, израильская школа до сих пор пользуется испытанным методом борьбы с "чужим" – ПЛАВИЛЬНЫЙ КОТЁЛ. А выдержит ребёнок эту переплавку или нет – дело самого ребёнка и его родителей. Напоминает закон джунглей...
Грустно.
Усмешка судьбы: некоторые из моих учеников называли меня ДЯДЯ БОРЯ. Я не возражаю. Это так по-родственному.
3. Я И МОЙ РЕБЁНОК КАК ЧАСТЬ ГОСУДАРСТВА.
...И родными, и чужими наши дети могут быть в какой угодно стране и в каком угодно веке. О государственной политике Израиля в области воспитания и образования говорить не стану. Во-первых, многое уже если и не сказано, то во всяком случае подразумевалось. Во-вторых, в такой древней и молодой стране, как наша, всё уже было или ещё будет (смотри эпиграф к работе). А завершить работу мне хочется словами того же Януша Корчака.
" Как, когда, сколько, почему?
Предчувствую множество вопросов, ждущих ответа, множество сомнений,
требующих разрешения. И отвечаю:
- Не знаю.
Всякий раз, когда, отложив книгу, ты начнешь плести нить собственных
размышлений,-книга достигла цели. Если же, в поисках точных указаний и
рецептов лихорадочно листая страницы, ты досадуешь на их скудость, знай, что
если и есть в этой книге советы и предписания, они появились не по авторской
воле, а вопреки ей.
Я не знаю и не могу знать, как неизвестные мне родители в неизвестных
мне условиях могут воспитывать неизвестного мне ребенка, подчеркиваю-могут,
а не хотят, могут, а не должны.
"Не знаю". Для науки это туманность, из которой возникают, из которой
рождаются новые мысли, все более и более приближающиеся к истине.
"Не знаю"-для ума, не приученного к аналитическому мышлению, это
пугающая пустота.
Я хочу, чтоб поняли и полюбили чудесное, полное жизни и ошеломляющих
неожиданностей творческое "не знаю" современной науки о ребенке.
Я хочу, чтоб поняли: никакая книга, никакой врач не заменят собственной
живой мысли, собственного внимательного взгляда."
БИБЛИОГРАФИЯ.
1. Януш Корчак. "Как любить ребёнка". Москва. Изд-во "Правда" 1989 год
2. Симон Соловейчик. "Педагогика для всех" . Электронный вариант книги на сайте www.1001.vdv.ru
3. Рэй Брэдбери "...И духов зла явилась рать". Санкт-Петербург. Изд-во "Северо-запад". 1992 год.
Комментарии
Нет комментариев
