Не надо «ля»

ГЛАВА 5.

 

 Снова ДОМ.

 

 

1.

 

Эли слышать будильник не хотел. Во-первых, ещё полчасика можно поспать. А во-вторых, ему снился сон. Он видел себя молодым, даже юным. Его совсем не удивляло, что во сне он не был похож ни на себя сегодняшнего, ни на себя двадцатилетней давности. Но Эли был уверен, что во сне он видел себя. Таким ему хотелось быть всегда. Сильным, чуть-чуть циничным и непобедимым. Во сне удавалось всё. Эли с лёгкостью расправлялся с бандитами, с хищными животными, с разного рода мелкими и крупными негодяями и подлецами. Жаль, что такие сны забывались быстро.

Уже проснувшись и прикрыв на мгновение глаза, Эли увидел себя командиром взвода. Солдаты вскинули винтовки, готовые расстрелять стоящий у стены будильник. Эта механическая тварь даже в такой момент ухмылялась и звенела.

"Огонь!" – скомандовал Эли...

Он вскочил и в недоумении уставился в окно. Огромная жаба подмигивала ему. На жабе сидела ящерица и царапала стекло, по которому, будто струйки воды, стекали большие и маленькие рыжие и чёрные муравьи.

"Что это?" – пробормотал Эли и закрыл глаза.

Когда он снова их открыл, на окне никого не было.

"Подъём!" – скомандовал себе Эли. И вдруг понял, что сегодняшний сон он опять забыл. Жаль. Было бы славно рассказать детям за завтраком о невероятных приключениях, в которых он участвовал. Конечно, он! А кто ещё.

Эли вдруг замер, выпучил глаза и ударил себя по обеим щекам.

- Ты проснёшься, наконец, бездельник?! Утро зовёт! Жабы пронзительно запели. А почему отпрыски ещё спят?

Теперь глава семейства уже не останавливался.

На дверях кабинета всё ещё висела записка с угрожающим началом "Посмей только..." Эли, не задумываясь, быстро дописал новое слово "отчаяться!" и улыбнулся. Настроение становилось всё лучше. Он даже не поленился отправиться в спальню, чтобы подмигнуть недавно расстрелянному будильнику и поставить его на место.

Вспомнилась забавная картинка в утреннем окне. Такой большой и красивой жабы ему никогда не приходилось видеть. А групповой портрет с ящерицей и муравьями заставил пожалеть, что под рукой не оказалось фотоаппарата. В редакции все удавились бы от зависти.

Работая в редакции детских телевизионных программ, Эли давно никого не удивлял новыми оригинальными идеями. А сегодня с самого утра ему казалось, что ЭТО где-то рядом: то ли вертится на языке, то ли, как "ячмень" на глазу, созрело и вот-вот лопнет. В предвкушении скорого чуда он одновременно открыл двери в комнаты своих детей и закричал:

- А вот и смертушка твоя пришла, Кощей Бессмертный! Яичечко золотое у меня в руках! Не плачь, царевна Несмеянушка! Спасу тебя от костлявого, спасу тебя от порочного! А-а-а! Испугались! Подушки волшебные в бой пустили... Туфли-скороходы? Носки-дурнопахнушки?

Отцовский вой смешался с детским визгом, перьями из подушек и многими нужными и ненужными вещами, которые наполняют каждую детскую комнату.

Через полчаса всё семейство привычно сидело за кухонным столом, уплетая яичницу из трёх яиц. По крайней мере, на трёх Кощеев Бессмертных в мире стало меньше.

 

 2.

 - Папа, если такое утро ещё раз повторится, я перейду жить к бабушке и дедушке. – Ора изо всех сил старалась не рассмеяться.

- А мне сегодня и вовсе не надо было рано вставать, - промямлил Дани. – Я маме всё написал. Современный миропорядок исчерпал себя, и я не вижу себя в таком мире.

Эли и Ора одновременно повернули головы к Дану.

-Тебе не кажется, дочь моя, что перед нами принц Датский?

- Если до полуночи телевизор смотреть, то утромв кого угодно превратиться можно.

- Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала!

Сказать, что брат и сестра не любили друг друга, было бы неправдой. Просто они достигли такого возраста, когда индивидуальность хотела проявиться порой самым неожиданным образом. Грубость и заносчивость, слова и словечки, подхваченные то ли на улице, то лииз какой-нибудь телевизионной страшилки, делали речь детей совершенно непредсказуемой. Влияние родителей сказывалось на удивительной способности ребят превращать даже самые гадкие слова в весёлую шутку. Именно эта способность называлась в семье чувством юмора.

- Дорогие мои, принц и принцесса, во избежание кровопролития попридержите языки и послушайте отца. Сегодня утром меня осенило...

 -То есть ты стал синим? – воскликнулДан.

- Неуч! – хихикнула Ора. – Вот что значит прогуливать школу! Нашему папе пришла в голову замечательная идея. Правда, папа?

- О, Офелия, как ты права! Сегодня утром я увидел в окне жабу...

Вот тут дети не выдержали. Не до конца прожёванная яичница снова вернулась в тарелки. Дети судорожно тряслись, размахивая руками и ногами.

...-Да, бездари мои, жабу! Во много раз красивее царевны-лягушки. А на ней сидела ящерица... И тысячи красных и чёрных муравьёв плели узоры...

Сначала, держась за живот руками, упал на пол Дан. На него – красная икающая Ора. Эли стоял над ними и продолжал говорить:

- Послушайте! Это был знак! Они будто просили о чём-то. Мы, люди, перестали понимать животных. А ведь они от слова "жить"! Сами давно закрылись в своих Домах, не подпуская даже себе подобных... А ОНИ взывают к нам! Может, о помощи просят!

Эли сел на пол рядом с притихшими, но ещё всхлипывающими детьми. Происходило что-то невероятное. Эли совсем не собирался говорить про всё это. Утром ему показалось, что он почти нащупал идею новой телепередачи для детей. Но теперь он смотрел сам на себя как бы со стороны. Какой-то невиданный прилив сил и эмоций. Будто бы то, что он сейчас говорил, давно сидело в нём, в самом дальнем углу мозга. И сказать ЭТО он должен был именно здесь и теперь. Своим детям.

- Это будет передача о голосах, которых мы не слышим. Ведь мы привыкли слышать только то, что хотим услышать. А настоящая боль чаще всего молчит. Вот скажите мне, мои милые детки, кто из вас когда-нибудь смотрел в глаза покойного Семёна или черепахи? А слышали, как плачет дерево? А о чём шепчет высыхающий летом ручей?..-

Ора, не глядя на брата, взяла его руку и крепко сжала.

-... Я недавно перечитывал стихи замечательной русской поэтессы. Знаете, что она написала в одном из стихотворений? Вот, послушайте:

 

Сад не просит от нас, как и мы от него,

Ничего, кроме слова и света.

(Ю. Мориц).

 

- Прочитал я эти строки и сразу в наш сад выбежал. Всё, как и вчера и позавчера. Ну, яблоня. Груша ещё. Другие деревья. Я и названия-то не знаю. Трава, кусты. Птицы назойливо трещат. В траве букашки какие-то шевелятся. Глазами ищу тайну. И не вижу! Хоть убейте меня – не вижу и не слышу!..

Так тихо в этом доме никогда не было.

...- А утренняя жаба смотрела в окно так, будто жаловалась на что-то. И мне показалось, что одно слово я разобрал.

- Какое? – одновременно воскликнули дети.

- Я это слово на нашей кабинетной записке начертал.

Все трое молча поднялись с пола и отправились к дверям кабинета. Но вдруг кто-то постучал. Дани пошёл открывать и почему-то не возвращался. Эли и Ора переглянулись. Им не понравилось молчание.

Дани стоял у дверей и смотрел, не шевелясь, на крыльцо. Эли и Ора тоже подошли к двери.

Там, на крыльце, свернувшись по-своему, по-змеиному, о чём-то громко спрашивала хозяев гадюка Сильва. Но по лицам открывших дверь трудно было понять, слышат они её или нет.

 

ГЛАВА 6.

ТЕНЬ И ЧЕРЕПАХА.

 

1.

 

- ... Кем я только ни был, - продолжала тень кота Семёна, - страшно вспомнить. А знаешь, каково это – всё помнить?! Сейчас я могу говорить. Мне терять нечего. А почему ты всё время молчишь?

- Я жду, когда ты расскажешь обо мне. А ещё тебя жалко.

- Жалей меня или не жалей – мне от этого не холодно и не жарко. Лучше вот что скажи: можешь ли ты, ничего не зная, просто так взять и простить меня.

- Могу.

Тень, до сих пор скорее угасающая, окрепла. Из прозрачно-серой превратилась в голубую.

Только улыбка стала испуганной.

И тень начала говорить. Это был такой длинный и путаный монолог, что Кро, и без того мало понимающая что-либо в происходящем, совсем растерялась. От каких-то слов её голова пряталась под панцирь, что-то заставляло Кро застывать и смотреть, не мигая, как тень кота Семёна вдохновенно тряслась и делилась на миллион маленьких теней. Но Кро не двигалась с места и ждала.

-... Ты можешь мне не верить, но я сразу понял, что эти двое и есть решение моих проблем.

Быть деревом не очень-то удобно. Когда я услышал то, о чём они говорят, мне сразу захотелось бежать. Однако корни крепко держали меня. Липкий пот выступил на стволе, и это заставило двух оборванцев отскочить... " Только не молчите! – закричал я. – Вот он я! Вы же меня искали!" Но один из них был глух, а другой слеп. Может быть, они и слышали меня. Наверняка, слышали... Потому что стало вдруг темно. И тихо. Да так тихо, что я слышал, да нет, чувствовал каждый свой листочек, каждую веточку, каждый корешок. И прямо передо мной, будто на параде, все мои маленькие и бестолковые жизни проходят.

"ИЩИ! – голос откуда-то. – И КОГДА ЗАТРЕПЕЩУТ ТВОИ ЛИСТЬЯ, КОГДА ВСКОЛЫХНУТСЯ ТВОИ ВЕТВИ, КОГДА ВЗДРОГНУТ ТВОИ КОРНИ – ЗАМРИ!

Что искать и почему я должен замереть?..

Знаешь это чувство, ну, словно ты сидишь в кинозале, свет медленно гаснет и такое тихое беспокойство рождается. То ли в животе, то ли в грудной клетке... И, когда чувство это к самому горлу подкатывается, - вдруг свет, музыка, жизнь...

И я понял, что моё сегодня и моё завтра зависит от того, смогу я или не смогу...

Этот ГОЛОС дал мне три жизни для прозрения. Две ушло на то, чтобы ...одним словом – ушли! И вот закончилась третья, кошачья... Без тебя мне никак не решить, что делать дальше.

Какое-то время было тихо. Тень тяжело дышала, порываясь ещё что-то сказать. Черепаха же не двигалась. Если бы всё это она услышала в Саду пару дней назад, то, наверняка, испугалась бы и забилась под самый густой куст в дальнем углу Сада. Но сейчас страшно не было. Может быть, грустно?

- Мы, - медленно произнёс кот, - должны быть ТАМ.

И Кро поняла, что речь идёт об острове.

 

 2.

 

 В полдень в Саду пекло. Солнце настолько обнаглело, что с лёгкостью пробивалось даже через густую листву деревьев.

У братьев Мягеньких мигрень.

Богомол Иззяга мается радикулитом.

У жабы Екатерины все симптомы грудной жабы. Так утверждает она, хотя в медицине совсем не разбирается.

-Бога ради, уважаемая, не волнуйтесь! -пытается её успокоить ящер Пётр, у которого в любую погоду бодрое настроение. – К вечеру температура спадёт. А мрачные мысли только усугубляют положение.

- Кварошо тебе рассуждать! Ты никогда не болел грудной жабой.

- Избави нас, господь, от этой и других зараз!

- Квакой ты набожный стал в последнее время.

- Сам не знаю, откуда это у меня. Да, бог с ним, с богом, давайте, дрожайшая, лучше поищем место тенистое и поспим немного. Уверяю вас, что сон будет вам на пользу.

Пётр пристроился сзади к охающей Катерине и помог ей добраться до ближайшего куста.

В Саду всё замерло.

И только если как следует присмотреться, то можно увидеть посреди Сада оставленную после недавней стрижки травинку. На ней разлёгся маленький чёрный муравей. Он лежал на спине, изредка подёргивая лапками. Но голова с широко раскрытыми глазами не двигалась. Он не просто смотрел в небо – он глазел. И когда исчезло чувство земли вместе со страхом падения, когда всё виденое стало сначала большим, потом громадным, а потом бесконечным, муравей почувствовал восторг. Ничто в его короткой жизни не могло сравниться с этим восторгом.

Проползавшая мимо гадюка Сильва на мгновение задержалась возле травинки. Муравей что-то напевал, и ей показалось, что она слашала когда-то эту песенку.

"Молодёжь..." – вздохнула Сильва и поползла дальше.

После исчезновения черепахи Кронштейн гадюка Сильва редко бывала в этом Саду. Нужно было постоянно передвигаться, чтобы никого не испугать. А когда находилось место, укромное и влажное, где можно было какое-то время отлежаться, Сильва задумывалась о своей судьбе.

"Как, ну, скажите, как объяснить всем, что я добрая и покладистая?! Да, приходится иногда выкручиваться... Но не потому, что я хитрая и изворотливая. Да, кусаю иногда... Но любой суд, наверняка, признал бы это самообороной. А то, что мой яд в медицине незаменим, что уничтожаю грызунов – не в счёт?! Не любят ОНИ меня. Ненавидят".

Произнеся последние слова, Сильва, незлобиво, но с обидой посмотрела на Дом. Вдруг вспомнилась черепаха Кронштейн и её печальный рассказ, финал которого так никто и не узнал. И Сильва решилась на поступок: утром, после ночной охоты, нужно всё расставить на свои места.

 

***

 

Никто из них не договаривался ни о чём. Но стоило солнцу сначала зацепиться за верхушку груши, а потом и вовсе скрыться, как у корня этой же груши что-то зашевелилось.

Сад начинает по-настоящему жить вечером, когда люди готовятся ко сну. Только птицы перестают петь. Но звуков меньше не становится. Вот этот стрёкот издаёт сверчок Кирилл. Он готовится к поступлению в консерваторию, но в этом году поступать не будет – погулять на воле ещё хочется. Ночная бабочка Регина хоть и беззвучна, но заметна. "Пустышка!" – говорит про неё богомол. "Квасавица!" – восхищается ею жаба Катерина.

Рыжий муравьиный народ и чёрный муравьиный народ по вечерам обычно смотрят телевизор. Но сегодня вечером старейшины разрешили отбой попозже. Сытые братья Мягенькие только что подползли к груше. Не спится. О чём-то споря, из дальнего угла сада спешат Пётр и Катерина.

Богомол Иззяга, не переставая, молится.

- Кварактерно, - задумчиво продолжала Катерина, - что я уже давно не чувствовала себя так одиноко.

- Не мудрено, - подхватил Пётр. – В такую-то погоду.

- При чём здесь погода? – дружно удивились братья Мягенькие.

- Да не при чём как будто...

Разговор не клеился. Собравшиеся отлично понимали, про что им следует говорить, но что-то мешало. Зашевелилась одна из веток груши.

- Беда в том, жители Сада, что вы боитесь людей.

Ветка раскачивалась, как маятник, и не просто было узнать в ней гадюку Сильву. Картинка забавная: "ветка" раскачивается и говорит, а слушающие, открыв рты, крутят головами вслед за "веткой".

- Вам только кажется, что вы хозяева Сада. Но если человек перестанет поливать Сад, ухаживать за кустами и деревьями, всё здесь умрёт. И тогда вы вынуждены будете искать новый Сад. Но поверьте мне: в других Садах уже давно живут свои богомолы, жабы и ящерицы. Среди нас жило существо, которое могло найти общий язык между нами и людьми. Но вы даже говорить про черепаху Кронштейн не можете...

 Сильва неожиданно замолчала. Она уже не раскачивалась, а безвольно висела, напоминая бельевую верёвку.

 - И я боюсь не меньше вашего! – "верёвка" превратилась в "копьё". – Но если мы не пойдём к Человеку, если мы не узнаем, что стало с черепахой Кронштейн, то... то...

 Перестал молиться Иззяга.

Ящер Пётр от волнения отбросил хвост. Новый вырос тут же.

Жаба Катерина сказала: "Ква!" и располнела до неприличия.

Братья Мягенькие начали целоваться с муравьями, рыжими и чёрными, оставляя на лице каждого влажный поцелуй.

 Все ждали утра.

 

***

 

 

НАСТУПИЛО УТРО.

 

 

ГЛАВА 7.

На острове.

 

- Никогда не думала, что ещё раз окажусь здесь.

- Я тоже.

- Прошло столько лет... Мне кажется, что остров стал больше.

- Просто ты стала меньше.

- ... Я плыла, плыла и вдруг исчезла. Спаслось моё тело, а душа ... Может быть, поэтому я стала маленькой лесной черепашкой?

- А у меня души и вовсе никогда не было.

- Зачем ты так про себя? У всех есть душа. Просто к твоей никто не прислушивался. И ты её не чувствовал. И сейчас она в тебе. Ведь привёл же ты меня сюда.

- Ты ничего не знаешь! Сколько раз тебе повторять, что я – злодей! И если бы не те нищие, ты никогда не узнала бы, что было на самом деле...

- Зачем ты кричишь? Здесь так тихо, так спокойно... Странно. На этом острове всегда было шумно и весело. А теперь даже ветер с моря не колышит листья пальм.

- Этот остров – проклятое место.

- Проклятое кем?

- Наверное, Вершителем Всех Судеб.

- Но нельзя ведь проклинать какое-то место только за то, что на нём произошло?!

- Судья принимает решение, и обжалованию оно не подлежит.

- Глупое решение. А судья жесток. Не должно быть проклятых мест, людей, животных...

- ... А глупых черепах, которые никак не могут понять, что это я, Я убивал твоих близких и любимых!.. Что, меня тоже нельзя проклинать?

 МОЛЧАНИЕ...

ЧЕЛОВЕК С ДУБИНКОЙВ РУКЕ... КРИК... КРАСНЫЙ И РВУЩИЙСЯ, СЛОВНО БУМАГА, СОН... ДОМ... ДОБРЫЕ И СТРАННЫЕ ХОЗЯЕВА... САД...

 - И тебя нельзя. Потому что ты, как и я, как и всё живоё – все мы Вершители Судеб. Уж поверь мне, когда-то гигантской, а теперь крошечной черепахе, прожившей на этой земле одну длинную жизнь...

 ВОЗЛЕ ДВУХ ПАЛЬМ, НЕПОДВИЖНО СТОЯЩИХ НА БЕРЕГУ, ПОЯВИЛИСЬ СЛЕПОЙ И ГЛУХОЙ.

 - Что мне делать, Кро?

- Прости самого себя. Того, у кого есть душа. И прислушайся к ней первый. А я буду второй.

 ТЕНЬ КОТА ИСЧЕЗАЛА.

С МОРЯ НЕОЖИДАННО ПОДУЛ СИЛЬНЫЙ, НО ПРИЯТНЫЙ ВЕТЕР. ОН ТРЕПАЛ ОГРОМНЫЕ ЛИСТЬЯ ПАЛЬМ И ЧЕРТИЛ НА ПЕСКЕ ЗАМЫСЛОВАТЫЕ ЗНАКИ. ОСТРОВ БУДТО ПРОСНУЛСЯ ОТ ДОЛГОГО КОШМАРНОГО СНА.

КРО ПОДОШЛА К НАЧЕРТАННОЙ НА ПЕСКЕ ЗАПИСКЕ, ПРОЧИТАЛА И УЛЫБНУЛАСЬ.

"КЫ и КО ЖДУТ ТЕБЯ ДОМА".

 

 ***

 -... Когда, дорогие мои телезрители и гости студии, я думал, как назвать нашу передачу, я вспомнил маленький эпизод из своей жизни. Даже не эпизод, а мгновение, что ли. Попробовал рассказать детям. Они сегодня тоже в студии. Помните, ребята, про сад?

- Это когда ты выбежал в сад и ничего не увидел?

- И не увидел и не услышал! Ну, казалось бы, что может быть удивительного в коряво-разлапистой груше или в этой маленькой лесной черепашке, которую гладят сейчас мой сын и моя дочь?! Какими глазами и ушами можно увидеть, каким сердцем можно почувствовать, что творится в душе крохотного муравья или вот этой гадюки на моём столе?..

- Да, нам с людьми бы найти общий язык – а вы про гадюку! – выкрикнул кто-то в студии.

- Но ведь и я ещё несколько месяцев назад так думал! Но после того, как пропала наша домашняя черепаха, – сын назвал её Кронштейн – что-то со всеми нами произошло.

- Можно, папа, я тоже скажу? Мне показалось, что дом опустел. Мы продолжали по инерции шутить, ходить в школу и на работу... У нас до черепахи был кот Семён. Так его смерть нас не так потрясла...

- Надо было собаку завести...

- Хотите, я вам щеночка отдам?

- А эта черепаха, что у ваших детей, та самая?

- Та самая! Она вернулась! И в тот же день, будто чудо произошло: стала исчезать граница между нами, Домом и Садом.

- Как у Киплинга в "Маугли"?

- Сказать, что мы "одной крови", мало. Это право и мы, и каждый сидящий у телеэкрана заслужить должен. К слову о границе. Может быть это единственная граница, которую не только можно, но и нужно нарушать.

Вот и решили мы назвать свою передачу "Дом и Сад". Где "и" союз. Союз между разными и непохожими, но такими живыми...

 

 ...Муравьиный телевизор смотрели все, кто остался в Саду. Телевизор был страшно крохотный, что очень раздрожало братьев Мягеньких. Ящер Пётр был восхищён. Он всё время выбегал из муравейника, чтобы позвать богомола Иззягу. Но все старания были напрасны - богомол, не останавливаясь, молился. Молился и плакал. А чтобы никто этого не заметил, он всё больше задерживал голову, когда смотрел в небо.

Будто разговаривал с самим Вершителем Всех Судеб.